В современной суматошной и часто очень безграмотной жизни, понятие «интеллектуал» уходит на десятый план. Людей, обладающих не только феноменальными специальными знаниями, но и обширным багажом общего видения ситуации в культуре, литературе, общественных науках практически не осталось. Таким является ныне здравствующий Николай Николаевич Дроздов, такими были покойные Святослав Бэлза и Сергей Петрович Капица. Таким же был в предвоенные годы в СССР и Иван Иванович Соллертинский. Высокий интеллектуал, выдающийся специалист по западно-европейской культуре, особенно музыки и литературе, настоящий русский интеллигент.
«Талантливейший музыковед, театровед, литературовед, историк и теоретик балетного искусства, лингвист, свободно владевший двумя десятками языков, человек широко эрудированный в сфере искусств изобразительных, в области общественных наук, истории, философии, эстетики, великолепный оратор и публицист, блистательный полемист и собеседник, Соллертинский обладал познаниями поистине энциклопедическими. Но эти обширные познания, непрестанно умножаемые его феноменальной памятью и поразительной трудоспособностью, не обременяла его, не подавляли его собственной творческой инициативы... Наоборот! От этого только обострялась его мысль - быстрая, оригинальная, смелая» - Так писал об Иване Ивановиче Соллертинском Ираклий Андроников.
О его феноменальной памяти и интеллектуальных способностях, рассказывают легенды. Но они, чаще всего оказываются чистой правдой. Свободно говоривший на тридцати двух языках, он даже личный дневник, чтобы избежать чужих глаз, вел на старопортугальском. Без конспекта и подготовки мог читать лекции по истории музыки или литературе на любом романском языке. Мог наизусть прочесть всего Сервантеса, в оригинале, конечно.
При этом он говорил, что уважает людей, которые могут прямо сказать, что чего-то не знают. «Стесняться этого может только идиот», - считал Иван Иванович. Удивительно, но он совершенно не чурался общаться, читать лекции людям совершенно другой ступени образованности. Рабочим, полуграмотным колхозникам, солдатам. Причем терпеливо объясняя им элементарные вещи. Он даже считал это делать своим долгом.
Лучший друг Ивана Ивановича Соллертинского Дмитрий Дмитриевич Шостакович вспоминал позже такую историю:
«Соллертинскому довелось выступать перед аудиторией каких-то «краснофлотцев». Один из этих морячков задал ему вопрос: - Правда ли, что жена Пушкина жила с Николаем Вторым?
Иван Иванович ответил на поставленный вопрос с исчерпывающей точностью: «Даже если предположить, что Наталия Николаевна Гончарова (в первом замужестве Пушкина) до конца своих дней сохранила женскую привлекательность, а будущий император, великий князь Николай Александрович чрезвычайно рано развился, этого не могло быть, поскольку Наталия Николаевна скончалась в 1863 году, а Николай Второй родился в 1868-м».
Великий композитор писал, что когда он садится за новое произведение, он невольно сразу думает, а что скажет о нем Соллертинский:
«...Говорили, что Соллертинский знает все языки, какие только существуют и существовали на земном шаре, что он изучил все науки, что знает наизусть всего Шекспира, Пушкина, Гоголя, Аристотеля, Платона, что он знает... одним словом он знает всё.
Невольно у меня сложилось такое о нём впечатление, что это человек необыкновенный, что с ним трудно и неловко человеку обыкновенному, среднему, и когда в 1921 году один мой друг познакомил меня с Соллертинским, то я поскорее стушевался, так как чувствовал, что мне очень трудно будет вести знакомство со столь необыкновенным человеком...».
И.И.Соллертинский
Иван Иванович Соллертинский родился 20 ноября (3 декабря) 1902-го в Витебске. В семье высокопоставленного чиновника министерства юстиции Ивана Ивановича Соллертинского и Екатерины Иосифовны Бобашинской. Предки Соллертинского были духовного звания. В Витебск отец был направлен из Санкт-Петербурга председателем окружного суда. Там он и познакомился с будущей женой. Там и родился первый сын, которого по семейной традиции назвали Иваном.
В 1903 году Соллертинский старший получает высочайший чиновничий ранг тайного советника (соответствующий генералу-лейтенанту в военной службе). В 1906 году он возвращается в Петербург и становится сенатором Сената Российской империи. Но вскоре, в 1907 году, Соллертинский старший скоропостижно умирает.
Елена Иосифовна осталась с тремя малолетними детьми на руках. Летом 1919 года семья возвращается в Витебск, к родственникам.
Иван Иванович учится в гимназии. В юности дружил с философом Михаилом Бахтиным, с которым состоял в философском кружке в г. Невеле. Иван Иванович поступил в Петроградский Университет в 1921-м, где познакомился с произведениями испанских классиков и романо-германской филологией. Одновременно с этим Соллертинский до 1923-го был студентом Института истории искусств, где изучал театроведение. Здесь же он прошел аспирантуру. В середине 1920-х он стал одним из учеников композитора Николая Малько, у которого также обучались дирижированию Лео Гинсбург, Борис Хайкин, Евгений Мравинский и др. После серии частных уроков Соллертинский продолжил свое музыкальное обучение самостоятельно.
Упорство и работоспособность, помноженные на природные данные – все это выделяло Соллертинского еще в юности. Он слушает десятки лекций, читает их сам, пишет статьи, выступает с докладами, просиживает часы в библиотеках, учится, учится, учится. Он любил говорить: «Я не знаю, что такое усталость. И не очень верю в нее».
Не имея полноценного музыкального образования, в 1939 г. он становится профессором Ленинградской консерватории, в 1940 - художественным руководителем Ленинградской филармонии. Его традиционное вступительное слово перед симфоническими концертами, где он блестяще, доходчиво объяснял предысторию создания произведения, жизнь автора, становились не менее значительным художественным событием, чем звучавшая после этого музыка.
Интересно, что в юности Иван Иванович Соллертинский записал в дневнике фразу горячо любимого им Блока: «Новое всегда тревожно и беспокойно. Тот, кто поймёт, что смысл человеческой жизни заключается в беспокойстве и тревоге, тот перестанет быть обывателем».
Он спешил жить, всецело отдавая себя любви к музыке. По словам Шостаковича, казалось, что слушание музыки для Соллертинского было величайшее из всех существующих наслаждений. В двадцать два года Соллертинский записал в своём дневнике: «Поведать о себе словами не могу. Музыка — тот идеальный язык, которому принадлежит всякая частица моего этоса».
Он читал лекции в десятке институтов, филармонии, писал книги, работал в Кировском театре. В предвоенные годы не было в стране более авторитетного в области культуры, музыки человека, чем Соллертинский.
Музыковед, театровед, литературовед, историк и теоретик балетного искусства (разбирался в технике танца как профессионал), знаток в области истории и философии, он был романтиком и грандиозным просветителем. Именно в том значении слова, которым характеризуют титанов эпохи Возрождения Леонардо да Винчи или Микеланджело.
Лекции Соллертинского были в самых разных аудиториях и на самые различные темы. Часто они были импровизациями, чему помогали его фантастические знания. Иван Иванович однажды шутливо пожаловался, что ему не хватило времени подготовиться к лекции, думал, что она состоится на четвёртом этаже, а её перенесли на второй.
На лекции Соллертинского действительно собирался весь Ленинград.
Вот отрывок его лекции о любимой им Первой симфонии Малера:
«Первые страницы партитуры, ещё влажные от капель росы. Оркестр в первой части разражается звонким молодым хохотом. Финал третьей части - бесконечная усталость разгримировавшегося шута. Веками культуры воспитанная стыдливость заставляет европейца при лирическом излиянии надевать маску («чаплинское» в Малере), нервный шок, идущий от музыки Малера, психическая напряжённость, та наэлектризованность атмосферы, которая ощущается во время исполнения произведений Малера и Чайковского. Рождение симфонии из песни. Демократизация симфонии».
Или вот как он пишет Фантастической симфонии Берлиоза: «Берлиоз словно опьянён оркестровыми возможностями. Щедрыми пригоршнями он сыплет инструментальные находки одну за другой. Тут и высокие тремоло скрипок, и шуршащие, стрекочущие скрипки, словно имитирующие пляску скелетов, и пронзительный писк кларнета, излагающего окарикатуренный, опошленный лейтмотив, и колокола, и неистовствующая медь...».
И при такой рафинированной интеллектуальной подаче Иван Иванович умел найти общий язык с любым человеком, который был ему интересен. Был прост в общении, равнодушен к своей внешности. Одним из главных его качеств все отмечают мягкость в общении и искрометный юмор. Фразы Солетинского расходились по все стране. Например, такие: «Талант и глупость долго не уживутся, глупость непременно одолеет талант».
Но при этом, как отмечал позже музыковед И.Д. Гликман, жизнь Соллертинского была «тяжелой, порой мучительной, что он терпел всякие поношения от влиятельных чиновников и газетчиков, что он умел не только смеяться, но был вынужден и плакать».
Особое место в жизни Соллертинского занимает его дружба с Шостаковичем. Первая жена Ивана Ивановича, Ирина Дерзаева вспоминает:
«Не было дня, чтобы они не встречались. Мы жили тогда на Пушкинской улице, в большой коммунальной квартире: Соллертинский был совершенно равнодушен к быту, удобствам, как и Шостакович. Обычно они уединялись и вели нескончаемый разговор. Шостакович музицировал. Крепчайший горький чай требовался в неограниченном количестве. Когда встречи не удавались, Шостакович обычно звонил по телефону. Называли они друг друга с забавной уважительностью - на ты, но по имени-отчеству: Ван Ваныч, Дми Дмитрич. Они были влюблены друг в друга, не скрывая обоюдного восхищения. Соллертинский не уставал повторять: «Шостакович - гений, это оценят». Кроме ежедневных встреч друзья вели переписку. Впрочем, письма писал главным образом Шостакович, а Соллертинский не всегда на них отвечал, чем часто обижал друга».
Началась Великая Отечественная война. Ивана Ивановича, как и других деятелей культуры, отправили в эвакуацию в Новосибирск. И там кипучая натура Соллертинского опять проявилась во всем великолепии.
Уже через месяц после прибытия в новый город, 4 октября 1941 года он открывает там новый филармонический сезон концертом в зале Дома культуры имени Сталина. Причем Соллертинский отверг намерение руководства, ввиду войны, неустроенности в эвакуации составить «облегченные» программы - из вальсов Штрауса, оркестровых пьес Дунаевского, попурри из опер. Он четко высказал свою точку зрения: «Ленинградская филармония ставит своей целью показать лучшее, что создано в мировой классической музыкальной культуре». Благодаря усилиям Соллертинского, новосибирцы впервые услышали Пятую, а в июле 1942 г. - Седьмую симфонию Шостаковича.
Помимо руководства деятельностью филармонии, Иван Иванович заведовал репертуарной частью Театра драмы имени Пушкина, кафедрой искусствоведения Ленинградского театрального института, читал лекции в зале филармонии, клубах, воинских частях, госпиталях, выезжал с оркестром на гастроли по городам Сибири.
Блестящий доклад Соллертинского на торжественном заседании, посвященном 50-летию со дня смерти П.И. Чайковского в ноябре 1943 года в Москве стал кульминацией его титанической деятельности, признанием огромных заслуг.
5 и 6 февраля 1944 г. Иван Иванович последний раз в жизни произнес вступительное слово перед новосибирской премьерой Восьмой симфонии Шостаковича, высоко оценив новое гениальное сочинение великого друга.
Памятник И.И. Соллертинскому в Витебске (www.gorodvitebsk.by)
В ночь с 10 на 11 февраля 1944 г. в квартире композитора А.П. Новикова Иван Соллертинский скоропостижно скончался. Ему было всего сорок два года. Дмитрий Дмитриевич Шостакович писал:
«Нет слов, чтобы выразить все горе, которое терзает все мое существо. Пусть служит увековечением его памяти наша любовь к нему и вера в его гениальный талант и феноменальную любовь к тому искусству, которому он отдал свою прекрасную жизнь, - к музыке… Немного было людей, так горячо и страстно любящих музыку... Он прямо ликовал при появлении свежего и талантливого явления. Он яростно ненавидел пошлость и дурной вкус, рутину и посредственность... Он всегда или любил или ненавидел. И с годами у него не пропало это качество, а всё больше обострялось... Пристрастие — это драгоценное качество всякого художника... Нет больше среди нас музыканта огромного таланта, нет больше весёлого, чистого, благожелательного товарища, нет у меня больше самого близкого друга».
Лучшим памятником Ивану Ивановичу Соллертинскому стало фортепианное Трио ми минор Шостаковича, написанное в 1944 г. На титульном листе партитуры значится посвящение «Памяти И.И. Соллертинского».
Владимир Казаков
На фото: Дмитрий Шостакович и Иван Соллертинский