Правовой портал Программы Проекты Информация о закупках Видеохроника Аудиоматериалы Фотогалереи Библиотека союзного государства Конкурсы Викторины и тесты Интернет-приемная Вопрос-ответ Противодействие коррупции Архив Контакты
Наверх

23.09.2014

Великая война без купюр и политических спекуляций

Сказать, что участие России в Первой мировой войне мифологизировано и запутано — это не сказать ничего. Может быть, основная причина в том, что начав войну, ни царь, ни его министры и генералы так и не определили целей войны. Речь не идет о том, что эти цели были заведомо неосуществимы. Они сами не знали, чего хотели.

Сказать, что участие России в Первой мировой войне предельно мифологизировано и крайне запутано — это не сказать ничего.

С самого начала боевых действий царская пропаганда окрестила войну Второй Отечественной. Мол, тевтоны одержимы идеей полного «уничтожения славянства». Поначалу тезис «Защита братушек славян» вызвала сочувствие у определенной части населения. Однако на самом деле «братья-славяне» — болгары, чехи, словаки, поляки и т.д. — в большинстве своем не любили Россию и уж не под каким видом не желали объединяться под ее эгидой.

Русско-прусская граница с 1813 г. (ухода войск Наполеона) до августа 1914 г. была самой спокойной границей России.

Любой грамотный политик XIX века знал, что если Германия проглотит панство в полном объеме, то у нее могут возникнуть большие проблемы. А лоскутную Австро-Венгерскую империю и так лихорадило от того, что чуть ли не половина ее подданных была славянами. И дальнейшая славянизация империи, то есть аннексия Сербии и других гособразований Балканского полуострова могла привести к катастрофе даже в мирное время.

С точки зрения экономики воевать тем более смысла не имело. К 1914 г. свыше 50% внешней торговли России приходилось на Германию, а на Англию и Францию, вместе взятые, около 20%.

Еще в феврале 1914 г. видный государственный деятель, бывший министр внутренних дел Петр Николаевич Дурново передал Николаю II обширный доклад, где говорилось, «что даже победа над Германией не дала бы России ничего ценного: “Познань? Восточная Пруссия? Но зачем нам эти области, густо населенные поляками, когда и с русскими поляками нам не так легко управиться?..” Галиция? Это рассадник опасного “малоросского сепаратизма”. А “заключение с Германией выгодного торгового договора вовсе не требует предварительного разгрома Германии”. Наоборот, в случае такового разгрома, “мы потеряли бы ценный рынок”. К тому же Россия попала бы в “финансовую кабалу” к своим кредиторам-союзникам…

Начнется с того, что все неудачи будут приписываться правительству. В законодательных учреждениях начнется яростная кампания против него… В стране начнутся революционные выступления… Армия, лишившаяся наиболее надежного кадрового состава, охваченная в большей части стихийно общим крестьянским стремлением к земле, окажется слишком деморализованной, чтобы послужить оплотом законности и порядка…

Россия будет ввергнута в беспросветную анархию, исход которой не поддается даже предвидению”»1.

Фото 01. П.Н.Дурново.jpg

П.Н.Дурново

Сразу после начала войны великий князь Николай Михайлович отправил докладную записку императору: «К чему затеяли эту убийственную войну, каковы будут ее конечные результаты? Одно для меня ясно, что во всех странах произойдут громадные перевороты, мне мнится конец многих монархий и триумф всемирного социализма, который должен взять верх, ибо всегда высказывался против войны».

Сие говорил не Ленин, а внук Николая I.

Начав войну, ни царь, ни его министры и генералы так и не определили целей войны. Речь не идет о том, что эти цели были реакционны или заведомо неосуществимы. Они сами не знали, чего хотели. Так, ни царь, ни министры не сумели сформулировать будущее «объединенной» Польши после победы над Германией и Австро-Венгрией. Вариантов, включая официальные высказывания Николая II, командующего русской армией великого князя Николая Николаевича, а также министров иностранных дел, хватало, но все они были противоречивы и неопределенны.

В 1916—1917 гг. русские войска захватили изрядный кусок турецкой территории, включая города Трапезунд, Эрзурум, Эрзиджан, Битлис и др. И опять царь, министры и генералы не знали, что с ними делать.

Захватили у Австрии временно Галицию и опять же вопрос — то ли присоединять ее к будущей Польше, то ли делать российской губернией, то ли дать Малороссии автономию и включить в оную Галицию? Как говорится, «легкость в мыслях необыкновенная».

А что делать с Проливами после победы? Еще незабвенный Федор Михайлович Достоевский писал: «И еще раз о том, что Константинополь, рано ли, поздно ли, а должен быть наш».

В ноябре 1914 г. вице-директор МИДа Н.А. Базили составил секретную записку «О наших целях в Проливах». Там говорилось:

«Стратегическое значение Проливов — контроль за прохождением су­дов из Средиземного моря в Черное и обратно... Проливы — прекрасная оперативная база для действий флота в Средиземном и Черном море...

...Полное разрешение вопроса о Проливах возможно только путем непосредственного утверждения нашей власти на Босфоре и Дарданеллах с частью Эгейских островов и достаточным Hinterland‘ом (прилегающие районы — А.Ш..), чтобы владение ими было прочным. Только такое решение... — одно соответствует нашей велико­державности, давая нам новое средство к расширению мирового значения нашего отечества».

В ходе войны Англия и Франция пообещали России Константинополь, а сами заключили тайный сепаративный договор, по которому взаимно обещали ни каким образом Проливы России не отдавать.

А теперь перейдем к чисто техническим вопросам. Могла ли Россия военными средствами победить Германию? Франция и Англия свыше 10 лет давили на русское правительство и генералитет с тем, чтобы Россия кардинально изменила свою военную стратегию на Западе. То есть поменяла бы планы оборонительной войны на наступательные — «Дранг нах Берлин».

Увы, наступательные операции русской армии против немцев как в 1914-м, так и в 1917 гг. были гарантированно обречены на неудачу.

Немцы к 1914 г. имели сотни тяжелых орудий калибра 28, 30,5 и 40 см, а также тяжелые 25-см минометы и средние 17-см. В России за неимением минометов в 1915 г. был дан заказ на 6-фунтовые медные мортиры, спроектированные бароном Кегорном в 1867 г.

Фото 02. Разрушенные казематы крепости Осовец.jpg

Разрушенные казематы крепости Осовец. 1915 г.

Вся Западная Европа, включая Бельгию, Голландию и прочих, оснастила свои крепости пушечными броневыми башнями. В России тоже была башня — одна (!) в крепости Осовец, закупленная во Франции для опытов.

К 1 января 1918 г. в России не было изготовлено ни одного серийного ручного пехотного пулемета, ни одного авиационного пулемета, ни одного крупнокалиберного пулемета. Ручные и авиационные пулеметы поставлялись исключительно из-за границы.

А как же знаменитый автомат Федорова? Знаменитым этот автомат, равно как самолет «Илья Муромец» и танк Лебеденко, сделали борцы с космополитизмом в конце 1940-х — начале 1950-х гг. Помните: «Россия — родина слонов».

Фото 03. Автомат Федорова.jpg

Автомат Федорова

Автомат Федорова был сделан под 6,5-мм японский патрон, а главное, он имел неустранимые конструктивные недостатки. Сам Федоров и другие инженеры бились над ним до середины 1920-х г., но дело ограничилось лишь несколькими малыми сериями.

«Муромец» был рекордсменом в 1914 г. А в 1917 г. за счет установки менее мощных моторов его качества лишь ухудшились, и он уступал в 1,5—2 и более раз союзным и немецким бомбардировщикам по скорости и дальности полета и весу бомб. И когда весной 1919 г. Ленин потребовал установить воздушное сообщение через три фронта с восставшей Венгрией, туда отправили трофейные немецкие самолеты производства 1914—1915 гг., а о «Муромцах» никто и не заикался.

Ну а танк Лебеденко был сделан в одном экземпляре и застрял на испытаниях в лесу под Дмитровом. Вытащить его не смогли и разобрали на месте в 1924 г. Любопытно, что мотор на нем был со сбитого «Цеппелина» — столь мощных моторов у нас тогда не изготавливали.

Фото 04. Танк Лебеденко.jpg

Танк Лебеденко

Вопрос, могла ли русская армия в феврале или октябре 1917 г. начать наступление на Берлин? Да, путем больших потерь можно было добиться небольших вклинений на фронте. Но немцы, перебросив свежие силы, восстановили бы положение. К вопросу мобильности: в конце войны Россия имела 7 тыс. грузовых автомобилей, а Германия — 55 тысяч. Боевых самолетов в России было 2700, в Германии — 10 000.

В 1915—1917 гг. союзники в ходе наступления на 5 километрах фронта устанавливали больше тяжелых орудий, чем вообще имелось в русской армии. К 1917 г. во французской армии состояло более 400 тяжелых железнодорожных установок, а в русской армии — всего две, да и то неудачной конструкции.

Так что выйти к Берлину русская армия не имела никаких шансов, даже в фантастическом случае — вся армия и тыл, как один, безумно возлюбили бы Николая II и его окружение. С такой техникой фронт к ноябрю 1918 г. все равно остался бы где-то на территории Российской империи. Ну, так союзники по достоинству вознаградили бы Россию!

Увы, увы, затевая войну с Германией, в Лондоне и Париже уже в 1914 г. строили планы расчленения России. Планировалось отнять у нее Финляндию, Прибалтику, Привисленскую губернию, Украину, Кавказ и т.д.

Так что бы сделали Англия и Франция, если бы Россия осталась союзником к ноябрю 1918 г.? Да то, что они сделали и без участия России. Первым условием капитуляции Германии был вывод ее войск с территории Франции и Бельгии (немцы с первого до последнего дня воевали на чужой территории). А на востоке по требованию союзников немцы должны были оставить свои войска на прежних позициях.

Единственный шанс Росси добиться успеха в мировой войне был в неуклонном соблюдении стратегии Николая I, Александров II и III, которые с 1830 г. построили три линии мощных крепостей на западной границе.

Ряд передовых офицеров предлагали царю соединить крепости укрепленными районами. Там имелось многочисленное население, которое можно было без проблем в добровольно-принудительном порядке привлечь к строительству УРов.

Русские артиллерийские заводы могли изготавливать самые мощные орудия калибров 305, 356 и 406 мм. Да и существовавшие запасы тяжелых орудий на кораблях и в береговых крепостях были огромны.

Таким образом, планы усиления крепостей и строительства УРов были вполне реальны. Тем не менее, победили генералы, требовавшие похода на Берлин.

Расположив свои армии за тремя линиями крепостей, Россия могла стать той обезьяной, которая залезла на гору и с удовольствием наблюдала схватку тигров в долине. А потом, когда «тигры» изрядно бы потрепали друг друга, Россия могла бы начать большую десантную операцию в Босфоре. Единственный для нас шанс взять Проливы мог возникнуть лишь в разгар войны.

А, захватив Проливы — единственную достойную России цель в войне, Николай II мог бы выступить и в роли миротворца, став посредником между воюющими державами. Даже если бы Антанта отказалась от переговоров и добилась бы капитуляции Германии, обессиленная Франция никогда не пошла бы на войну с Россией, даже ради Константинополя.

Все вышесказанное и многое другое должно определить отношение общества к Первой мировой войне. Всякие ура-патриотические тезисы — «Эх, если б не большевики, то мы были б в Берлине!» — попросту неуместны. Благо, записывать в большевики великокняжеских казнокрадов и их балерин-воровок было бы большой натяжкой.

Крайне важно не допустить, чтобы политические авантюристы вносили разлад в гражданский мир России, используя для этого события 1914—1917 гг. А это уже делается. Умышленно создается культ «героев», которые отличились не столько в мировую, сколько в Гражданскую войну и, естественно, в белых армиях. Соответственно, «задвигаются» те генералы и офицеры, которые воевали позже в Красной армии или вообще не участвовали в Гражданской войне.

На мой взгляд, патриотическое воспитание молодежи на примере Первой мировой войны должно свестись к выставкам оружия в музеях, к книгам, описывающим удачные операции русской армии в войне.

Фото 05. Остатки фортов Бобруйской крепости.jpg

Остатки фортов Бобруйской крепости

Почему бы России не помочь Беларуси с восстановлением крепостей в Бресте, Бобруйске, в Гродно? Собрать по музеям, на полигонах пушки Первой мировой войны и отдать в экспозицию этим крепостям? Ведь эти крепости — это памятники, которые будут соединять два братских народа. Крепости — это единственные артефакты, оставшиеся от той войны. И допустить их дальнейшее разрушение, не восстанавливать их — это просто преступление против исторической памяти.

Александр Широкорад, военный историк, писатель, публицист

Фото: www.turbina.ru, www.512.hutt.ru

1. Ольденберг С. Царствование Императора Николая II. Белград: Издание Общества Распространения Русской Национальной и Патриотической литературы, 1939. Т. II. С. 131-132.