Щедрин и Плисецкая мыслят в унисон. Очень скоро их нарекут самым мощным творческим тандемом в СССР. Оба бескомпромиссны: друг за друга – в огонь и в воду. Смельчаки, новаторы и всегда – как альпинисты – в одной связке. В Министерстве культуры их опасаются – никто не знает, куда заведут талант и непокорность. «Кармен-сюита» – балет, созданный специально для Плисецкой, позже чиновники назовут первой идеологической диверсией строптивой пары. Мечта станцевать Кармен родилась у Плисецкой давно. Сначала она обратилась к Дмитрию Шостаковичу с просьбой написать музыку, но прославленный композитор отказался, не желая конкурировать с Жоржем Бизе. Отказал и Арам Хачатурян. Видимо, по той же причине. И тогда к работе приступил Щедрин. Это было отчаянное решение. Казалось, без малейшего шанса на успех. Как можно было пробиться со смелой новацией в эпоху «чего изволите?» «Кармен-сюита» так не похож на классические образчики танца. Чудо, но премьера все-таки состоялась. Помогли недавно полученная Ленинская премия и советско-кубинская дружба. Отказать титулованной приме Большого не смогли, да и кубинский хореограф Альберто Алонсо, приглашенный специально в Большой театр для этой постановки, не вызвал никаких опасений у чиновников Министерства культуры. По крайней мере, до дня премьеры «Кармен-сюиты».

Проблемы начались позже. И вот почему. Идея борьбы с властью – за независимость, свободу личности – была в основе действия. Политическая подоплека оказалась настолько очевидна для зрителей, которые привыкли к эвфемизмам, что отрицать это было бессмысленно. Но в открытую обвинять Плисецкую в диссидентстве не решились. Упреки посыпались по творческой линии. Необузданную чувственность балерины, которая читалась в каждом движении, блюстители морали нарекли «сексуальной трактовкой образа». То, что в наши дни звучит, скорее, как комплимент, тогда, весной шестьдесят седьмого, казалось самым безжалостным обвинением. Досталось и Щедрину: именитые критики, обласканные режимом, недоумевали, как можно было поднять руку на бессмертную музыку Бизе и «изуродовать» ее. У власти в арсенале были сотни способов обвинить и выбить из-под ног пьедестал. Беспросветные худсоветы, на которых присланные из министерства цензоры от сохи пытались научить Плисецкую любить Родину, долго ещё сотрясали стены Большого театра, но, пожалуй, никогда до и никогда после его сцена не утопала в таком количестве цветов. Зрители были в восторге, и именно это предавало сил для борьбы.

«Нам здесь не нужен ни секс, ни Бог»

Многие были уверены: Плисецкой открыты все двери. Действительно, кто, кроме близких, мог знать, какие её мечты так и остались мечтами? Долгие годы Плисецкая и помыслить не могла о работе с западными хореографами. В СССР их, новаторов, боялись как чумы. А имя дерзкого экспериментатора Мориса Бежара, чья слава гремела по всему миру, в кулуарах Большого театра произносили шепотом – словно это и не имя вовсе, а манифест-отречение от социалистических ценностей. Бежар в СССР – персона нон грата. Одному из друзей прославленного хореографа министр культуры Фурцева объяснила, почему: «Бежар – это либо секс, либо Бог. А нам здесь не нужен ни секс, ни Бог».

Однажды на фестивале в Дубровнике Майя Плисецкая увидела бежаровское «Болеро» – смелый, дерзкий балет. С тех пор она заболела мечтой станцевать его сама. Написала в Бельгию, Бежару. Ответа не последовало: письмо, очевидно, перехватили. Как-то, в день своего рождения, Плисецкая призналась близким, что мечтает станцевать «Болеро». Ответ супруга поразил всех: «Мечтаешь – поезжай». Так она и сделала. Через несколько месяцев состоялась премьера. «Болеро» сняли для телевидения. В Европе это был хит программы – колоссальные рейтинги, необыкновенный ажиотаж. Новый образ Плисецкой удивил зрителей. С этих пор для иностранцев она – икона стиля.

Плисецкая первая в СССР стала носить наряды от Кардена. Он же создавал костюмы для её спектаклей, и, как однажды призналась Майя Михайловна, ни разу не взял за это денег. Она была его музой, воплотившей в себе красоту, грацию, шарм и необыкновенное достоинство. Карден и Плисецкая познакомились в Авиньоне, на фестивале. Майя Михайловна в тот день танцевала прославивший её на весь мир танец «Умирающий лебедь». Карден смотрел из зала. И, как и все, был сражен красотой и грацией.

Позже он признался: «Майя воплотила лебедя лучше, чем кто бы то ни было. Она проживала жизнь лебедя и каждый вечер умирала лебедем. И я всегда восхищался этим. Интересно, что для большинства людей Майя воплощает собой смерть лебедя, но что касается меня, то у меня обратное впечатление. Майя словно несла энергию. Она была похожа на индусских божеств: я видел силу, я видел жизнь, я видел радость жизни».

Вариации

Кино и театр неоднократно пытались соперничать с балетом за расположение Майи Плисецкой. Рубен Симонов долгое время не оставлял попыток переманить её из Большого в Театр имени Вахтангова. Безуспешно. Плисецкая не за что бы ни предала балет, да и профессия драматической актрисы казалась ей слишком простой, не требующей ежедневной отдачи. Она и без того сыграла в нескольких фильмах и везде была на равных с признанными мэтрами кинематографа. После роли Бэтси в картине Александра Зархи «Анна Каренина» её все чаще и чаще звали сниматься. Плисецкая была разборчива. Её героини – всегда сильны, талантливы, свободолюбивы. В фильме Таланкина «Чайковский» она сыграла французскую певицу Дезире Арто, музу российского композитора, после чего критики назвали её выдающейся актрисой. Однако карьере драматической актрисы (её Плисецкая, безусловно, могла бы выбрать после ухода из Большого театра) она предпочла преподавание. Российское и европейское искусство обязано Майе Михайловне россыпью новых громких имён.

Много лет Майя Плисецкая и Родион Щедрин жили в Германии. В России бывали нечасто, а свободное время проводили на даче в Литве. Но график до последнего дня был расписан по минутам. В апреле 2015-ого, за две недели до своего ухода, Майя Михайловна прилетала в Москву – планировала юбилей, который впервые за долгие годы предполагала отметить на сцене Большого театра. В их отношениях было немало сложностей, но, тем не менее, сцена Большого так и осталась для неё главной сценой в жизни.

Новое время рождает новых звезд. В Большом театре царят молодые примы, но никто из них так и не смог встать на одну ступень с Майей Плисецкой. Она по-прежнему первая. Символ русского балета. Лучшая. Единственная. Заставившая рукоплескать весь мир.

(окончание следует)

Марина Забелина