Именно Циолковскому он первому поведал свою тайную и вполне еретическую мысль о том, что Солнце наверняка как-то воздействует на земную жизнь. В ответ Циолковский крепко задумался, думал минуты три, после чего твердо и уверенно сказал:

- Было бы совершенно непонятно, если бы такого действия не существовало. Такое влияние, конечно, существует и спрятано в любых статистических данных, охватывающих десятилетия и столетия. Вам придется зарыться в статистику.

Саша, вернее уже Александр Леонидович, «зарылся». И за короткое время «нарыл» столько фактуры, что уже в 1915 году, после поступления в Московский археологический институт, выступил в нем с докладом «О солнечнобиосферных связях». Параллельно Чижевский поступил еще и в Коммерческий институт.

Шла Первая Мировая, и Саша в 1916 году в качестве вольноопределяющегося отправился воевать в Галицию, где его отец, дослужившийся к тому времени до генерала, командовал третьей артиллерийской бригадой кавалерийского корпуса. Тут он довольно скоро получил «за храбрость» Георгиевский крест IV степени и серьезное ранение, после которого к дальнейшей службе был признан негодным. Так что военного из сына артиллериста не вышло. К счастью.

Пушки, которые отец старательно насаждал в голове сына всю юность, окончательно заткнулись. Зато музы разговорились вовсю. В Москве, куда он отправился после госпиталя, его занесло в литературный кружок при университете, где он познакомился с Иваном Буниным и Валерием Брюсовым, которые в очередной раз сбили юношу с толку. Прочитав изданную им еще в 1915 году в Калуге книжечку «Стихотворения», они в один голос заявили, что зарывать в землю талант с его стороны преступлению подобно и что если он не свинья, он просто обязан быть поэтом. Александр свиньей не был, и уже в 1917, в промежутке между февральской и октябрьской революциями, студент Чижевский защитил магистерскую диссертацию на тему «Русская лирика XVIII века», а год спустя выпустил две поэтические книжки: «Академия поэзии» и «Тетрадь стихотворений». Воистину, Солнце не поскупилось на таланты для своего питомца. И поэт не забывал про него. Один из сонетов в «Тетради так и назывался «Солнце»:

Великолепное державное Светило,

Я познаю в себе собрата - близнеца,

Чьей огненной груди нет смертного конца,

Что в бесконечности, что будет и что было.

В несчетной тьме времен ты стройно восходило

С чертами строгими родимого лица,

И скорбного меня, земного пришлеца,

Объяла радостная творческая сила.

В живом, где грузный пласт космической руды,

Из черной древности звучишь победно ты,

Испепеляя цепь неверных наших хроник, -

И я воскрес, пою. О, в этой вязкой мгле

Под взглядом вечности ликуй, солнцепоклонник,

Припав к отвергнутой праматери Земле.

В 1918 Чижевский защитил в Московском университете диссертацию на тему «Исследование периодичности всемирно-исторического процесса». Тема была настолько смелой, что сам Циолковский искренне советовал что-то попроще, а присутствовавший на защите Климент Тимирязев открыто заявил:

- Большего бреда трудно себе представить.

Спас положение член-корреспондент Академии наук, известный историк Сергей Платонов.

- Мы имеем дело с аномальным явлением, - заявил он. - Оценить его мы не можем - нашей эрудиции не хватает. Мы видим, что проделана большая, фундаментальная работа. Поэтому, чтобы потомки не обвинили нас в том, что мы прошли мимо великого открытия, присудим искомую степень.

В результате Александр Чижевский получил степень доктора всеобщей истории и пост преподавателя «физических методов в археологии». Однако учеба на этом не закончилась: сразу после защиты новоиспеченный доктор снова принялся за уроки. Теперь он параллельно обучался на медицинском и физико-математическом факультетах университета. И периодически ездил в Калугу, где преподавал на курсах молодым красным командирам русский язык и литературу и председательствовал в Калужском губернском отделе Всероссийского Союза поэтов. А в свободное время устраивал в своей лаборатории искусственные «солнышки» и смотрел на то, как они влияют на жизнь подопытных животных. В 1922 году он официально был утвержден в звании профессора археологического института. Кроме того, сверхштатно Александр Леонидович подрабатывал в институте биофизики у знаменитого советского физика Петра Петровича Лазарева. Отныне и до конца жизни во всех документах, кроме отчетов НКВД, он именовался не иначе как «профессор Чижевский».

В зените

Под этим именем его и узнал мир, когда он в 1924 выпустил свой бестселлер «Физические факторы исторического процесса», который был почти сразу переведен на английский, французский и немецкий и издан в нескольких странах, включая и СССР. «Мы отнюдь не претендуем на безусловную достоверность и, тем не менее, на категоричность наших соображений и высказываний по этому предмету, - писал в ней ученый. - Они должны только показать, что объективное изучение связи между одними и другими явлениями природы, которые до сих пор считались независимыми друг от друга, может пролить свет на самые разнообразные случаи психической и общественной жизни человека». Однако в нашей стране ее встретили далеко не так хорошо, как на Западе. Даже несмотря на то, что о ней очень лестно отзывался сам нарком просвещения Анатолий Луначарский. Ну разве позволимо было хоть предположить, что одной из важных причин, например, революции было не бедственное положение рабочих масс, а какие-то там солнечные вспышки? А ведь книга Чижевского как раз и говорила «о влиянии мощного космического фактора — периодической пятнообразовательной деятельности — на поведение организованных масс и на течение всемирно-исторического процесса» и ставила перед собой цель «вскрыть роль некоторых естественных факторов в социальных движениях человеческих коллективов».

- Сразу же ушаты помоев были вылиты на мою голову... - вспоминал позже ученый. - Я получил кличку «солнцепоклонника» - ну, это куда ещё ни шло, - но и «мракобеса».

Копья по поводу труда Чижевского ломались на самом высоком уровне. Добивавшийся его издания первый директор и основатель Института физики и биофизики академик Петр Петрович Лазарев до хрипоты спорил с основателем и главным редактором Большой Советской Энциклопедии, профессором и будущим академиком Отто Юльевичем Шмидтом:

— Вы в самом деле думаете, что Чижевский стоит на грани большого научного открытия? – спрашивал Шмидт.

— Да, думаю, более того, уверен, что это так и есть, - отвечал Лазарев.

— Вы, Петр Петрович, шутите Ведь это нелепость, история, психология, массовые явления, Солнце.

— А я считаю, что это — самая передовая наука, и такого мнения придерживаются крупнейшие ученые и у нас, и за границей.

— Нет, этого не может быть.

— Почему?

— Потому что его, с позволения сказать, исследования противоречат марксистской точке зрения.

— Но не противоречат ни философии, ни биофизике.

- Как так?

— Да очень просто. От вас требовать нечего. Вы просто этого не поймете! Я ничего не могу сказать против материалистического мировоззрения, но мышление человека должно быть более гибким. Ортодоксы в науке не должны существовать — они всегда тормозили ее развитие. А вы «пламенный ортодокс». Да это еще в двадцатом веке, когда на нашу голову могут свалиться самые неожиданные открытия и изобретения. Вам остается только запрещать или сажать в тюрьму неугодных. Но ведь это не выход.

— Да, но можно запретить!

— Запрещайте! Науку не запретишь Она возьмет свое через пятьдесят или сто лет, а над вами будут смеяться, как мы смеемся и, более того — негодуем, когда читаем о суде над Галилеем. А она все-таки вертится!

— Так что ж, по-вашему, Чижевский — Галилей?

— Оценку его работам дадут не вы и не я, а будущие люди — люди двадцать первого века. А вот самые культурные марксисты, как Луначарский и Семашко, наоборот, считают, что исследования Чижевского заслуживают самого пристального внимания. Я говорил и с тем, и с другим. Вот видите, как могут расходиться точки зрения у людей одной, так сказать, веры.

Они и правда расходились кардинально, на «да» и «нет», не оставляя места для утешительного «может быть». В том самом реальном училище Калуги, где ему некогда выдали аттестат зрелости, над Чижевским был даже устроен «публичный суд»:

«Все нападали на меня, кроме двух лиц — беспартийного К. Э. Циолковского и большевика Н. Куклина, который выступал не с кондачка, а глубоко изучив папки с моими материалами, которые легли в основу моей докторской диссертации. Это было незабываемое зрелище. … Под улюлюканье провинциальных молодчиков мне хотели вручить диплом мракобеса. Но присутствовавший там Константин Эдуардович несколькими своими словами отбил охоту сражаться со мной. Я был поражен его смелостью и настойчивостью».

Однако, мракобес — мракобесом, а из страны ученого не выпускали. Даже когда его пригласил на работу в Швецию нобелевский лауреат Сванте Аррениус, визу ему не дали. Хотя за него и тут хлопотали - Луначарский и Максим Горький. Видимо, руководству страны мракобесие Чижевского было по сердцу, и потерять его оно боялось. Приглашение шведа вышло ученому очень большим боком. Уверенный в том, что его, за ненадобностью, безусловно отпустят, он уволился со всех должностей, а когда планы провалились, оказалось, что они все уже заняты.

К СВЕДЕНИЮ

Чижевскому принадлежат труды

в области продления жизни,

в области практического животноводства и растениеводства,

по изучению смертности,

по изучению внешних влияний на нервно-психическую деятельность,

по изучению мутаций, биологического и физического действия пенетрантного излучения,

по открытию органных биологических ритмов,

в гуманитарных областях.

Валерий Чумаков.

Окончание читайте здесь