Русский классик Иван Гончаров в своих знаменитых путевых очерках «Фрегат «Паллада»» посвящает своему попутчику в многомесячном путешествии, Осипу Антоновичу Гошкевичу, всего несколько строк. Причем, скажем прямо, вовсе не лестного свойства. Что ж, не всегда талантливые люди «сходятся» между собой характерами, еще реже – становятся друзьями…

«Завзятый собиратель лягушек, камней, насекомых», «чудак», «малоросс какой-то» - вот какими ироничными эпитетами награждает начинающий писатель Иван Гончаров одного из величайших дипломатов, родившихся в земле Беларуси. А ведь именно Гошкевич, и уж во всяком случае – никак не Гончаров, был ключевой фигурой в ответственейшей экспедиции фрегата «Паллада» к неприветливым берегам Японии.

Осип Гошкевич был представлен - командиру «Паллады», «морскому волку номер один» тех времен, прошедшему штормы, шквалы и тайфуны адмиралу Е.Путятину - формально как переводчик с японского на русский и наоборот. Фактически же миссия Осипа Гошкевича до поры до времени сохранялась в тайне: при отплытии из Санкт-Петербурга никто даже примерно не мог предполагать, чем и когда закончится неслыханная по дерзости экспедиция.

Дело в том, что Япония многие века жила в условиях жесточайшей самоизоляции, и у европейцев веками сложилось об этой стране настолько превратное представление, что будто бы здесь, на этих загадочных островах, живут вовсе и не люди, а, скорее – людоеды. В общем, страшненькая страна, одним словом (вспомним хотя бы произведение Д.Свифта - «Гулливер в Японии» - да-да, он и там побывал, вездесущий Гулливер!).

И это, в общем, было недалеко от правды. Мир к середине XIX века становился все более открытым, государства заключали союзы и дипломатические отношения, и лишь императорская Япония жила в своем замкнутом мирке, агрессивном ко всему «пришлому извне». Доходило до того, что если иностранный корабль случайно (заблудившись или попав в шторм) причаливал к берегам Японии, то судно немедленно сжигали, а всех моряков убивали. Это было связано со стойкими суевериями среди японцев, что все иностранцы – либо колдуны, либо заражены болезнью, способной в миг извести всех японцев. Каралось смертью и общение японца с иностранцем – это уже официально, без самосуда и суеверий.

Однако рано или поздно Россия должна была «хоть мытьем, хоть катаньем» установить отношения с восточным соседом – ну хоть какие-то, хоть подобие отношений! Ибо разведка доносила, что примерно те же планы по «освоению» Страны Восходящего Солнца вынашивают англичане и американцы…

Прорубить дверь для «входа» России в Японию и было поручено экспедиции Путятина. Забегая вперед, скажем, что после сложнейших (на грани срыва в любой момент!) переговоров, в которых Осип Гошкевич сыграл далеко не последнюю роль, «морской волк» адмирал Е.В.Путятин писал о нем в российский МИД, хлопоча о награде Гошкевичу: «Не могу довольно нахвалиться его способностями, многосторонней образованностью и строгой точностью исполнения всех поручаемых ему дел. Нельзя было избрать чиновника с большими достоинствами и притом столь скромного».

И вот - первый в истории отношений двух стран русско-японский договор заключен. В 1855 году Япония и Россия подписали тот самый Симодский трактат, который до сих пор является одним из основополагающих во взаимоотношениях двух стран – в том числе и по проблеме Курильских островов («Северных территорий», как называют их японцы). Япония с 1855 года открыла свои порты для русских. И первым официальным представителем России в Японии, первым консулом Империи становится Иосиф Антонович Гошкевич, белорус, получивший в Стране Восходящего Солнца свое новое, уважительное прозвище: «Беловолосый консул».

Это было начало стремительной карьеры Иосифа Гошкевича на дипломатическом поприще. В год подписания исторического Симодского трактата ему исполнилось ровно 40 – юбилей, который, как и теперь, не принято было праздновать и в те давние времена… Однако Осипу Антоновичу было что вспомнить в сороковой день своего рождения, сидя у окна кабинета на далекой чужбине. Ведь столь высокому дипломатическому посту и ключевой роли в становлении российско-японских отношений предшествовало множество трудов и событий, часто – несправедливостей и даже гонений.

ЧУТЬ НЕ СТАЛ СЕЛЬСКИМ БАТЮШКОЙ

Иосиф (чаще его именовали Осипом) Гошкевич появился на свет 16 (28) апреля 1815 года (по другим сведениям – того же числа, только в 1814-м). Его «малая родина» - крохотная деревенька Гошки, что в Речицком уезде Минской губернии (ныне - Гомельская область). В деревне даже не было своей церкви, что сильно затрудняло и без того нелегкую жизнь семейства. Почему же? Да потому, что происходил великий сын Беларуси из священнического рода Гошкевичей (в белорусской традиции — Гашкевичи). Отметим в скобках, что к этому уважаемому с давних времен среди православных священнослужителей роду принадлежит и почитаемый в Беларуси святой праведный Иоанн Кормянский (в миру – Иван Иванович Гошкевич). Он – святой основатель и небесный покровитель женского Иоанно-Кормянского монастыря в селе Корма Гомельской области; канонизирован в 1998 году, а святые мощи праведника покоятся в Покровском храме монастыря его имени.

Вот какого роду-племени был первый русский консул в далекой Японии. А рассказываем мы это для того, чтобы читатель мог понять, в какой строгости и чувстве собственного достоинства воспитывался маленький Осип, насколько сильно с самого детства ему внушалась мысль о том, чтобы с честью нести уважаемую в Беларуси фамилию Гошкевичей.

Его отец, Антоний Иванович Гошкевич, был священником Михайловской церкви села Стреличева того же Речицкого уезда; брат - Иван Антонович Гошкевич – впоследствии стал протоиереем Киевской Константиновской церкви. Отец спозаранку шел служить и совершать требы в Стреличево (а это – несколько верст), домой возвращался только к вечеру…

Так получилось, что до 12 лет Осип Гошкевич жил в деревенской избе, здесь же получил первоначальное образование в приходской школе своего отца. Но, помимо этого, к образованию мальчика приложил руку еще один замечательный белорус: богослов, писатель и языковед протоиерей Иоанн Григорович. Он дружил с отцом Осипа Антоновича, и потому часто бывал в доме Гошкевичей, привозил мальчику книги. Именно Григорович, по воспоминаниям Гошкевича, сызмальства привил ему жажду знаний, тягу к духовному совершенствованию.

Ну, а в 12 лет надо было уже определяться с жизненным выбором – такие в то время были реалии жизни почти каждого мальчика. Иосиф Гошкевич вслед за старшим братом Иваном поступает в Минскую Духовную Семинарию – она во все времена считалась одной из самых лучших по своему профессорскому составу. Здесь он, помимо духовных книг, увлекся чтением светской литературы. В 20-летнем возрасте юноша оканчивает семинарию «первым разрядом». Стало быть, затем – прямой путь в Санкт-Петербургскую Духовную Академию. Еще будучи студентом, он внес существенный вклад в издание первого перевода библейского Ветхого Завета с древнееврейского на русский литературный язык. Чтобы люди, не знающие церковнославянского, могли читать Библию на привычном для себя языке. И тут же среди церковного начальства нашлись недоброжелатели в отношение этого «мирского» перевода: мол, а где согласование с Синодом? Почему самовольно взялись за такой «сомнительный» труд?

Так Иосиф Гошкевич впервые испил горькую чашу несправедливого осуждения. Рукоположение во священники сначала «отложили», а потом жизнь завертела Гошкевича и по неким причинам он так и не надел священного облачения. А ведь – как знать! – могла судьба сложиться совсем иначе: ну, стало бы в тогдашней Беларуси одним сельским батюшкой больше… Так что одной, пусть и косвенной причиной того, что Иосиф Антонович ступил на стезю «большой дипломатии» стало, прямо скажем, мелочное недовольство его инициативой со стороны церковного начальства.

И Гошкевича, благо он в 1839 стал кандидатом богословия, да еще и проявил недюжинные способности к усвоению иностранных языков, Священный Синод в том же 1839-м волевым порядком зачислил в Российскую духовную миссию в Китае – на десять лет!

Для обычного человека в то время это означало десять лет ссылки, граничащей с каторгой. Все юноши, мечтавшие о карьере, открещивались от длительных загранкомандировок всеми силами, ибо такая командировка означала конец всем надеждам на быстрое продвижение по службе. Молодые чиновники, только что «вышедшие в люди», искали счастья в столичных министерствах и департаментах, при Дворе, Сенате или Синоде… А отправка за границу по тем временам – это тоска смертная, одиночество среди чужих людей, прямой путь к пьянству и безделью.

Но только не для таких волевых, целеустремленных натур, как белорусский селянин Осип Гошкевич! В Пекине он не теряет времени даром: изучает не только китайский, но и японский язык, историю Востока, тонкости восточной дипломатии, литературу, искусство и философию Востока, памятники архитектуры… А также, попутно – собирает богатейшую коллекцию местных растений. Не удивительно, что ко времени своего возвращения в Санкт-Петербург Осип Антонович по праву считался ведущим специалистом по вопросам Востока во всей Российской Империи.

И вот – лето 1852 года. Звездный час настал! Адмирал Е.В. Путятин обращается в МИД с просьбой отрядить в его дипломатическую экспедицию, отправляющуюся в Японию, двух переводчиков. Нашелся только один – Гошкевич. Секретарем адмирала Путятина устраивается жаждущий приключений и дальних странствий И.А.Гончаров – будущий классик русской литературы. 7 (19) октября 1852 года дипломатическая миссия Путятина отправляется в путь на фрегате «Паллада».

«ФРЕГАТ ТЕЧЕТ, КАК РЕШЕТО, МЫ ИДЕМ КО ДНУ!»

Во время годичного пути в Японию Иосиф Гошкевич побывал во многих странах и многое выпало на его долю из того, что редко выпадает смертному человеку. Белорусский парень принял участие в первой экспедиции, отправляющейся вглубь Южной Африки. Там он занимался геологией, вел «наблюдения этнографического, ботанического и географического толка».

И снова – путь через океан, на этот раз – Индийский. Иосиф Гошкевич был одним из первых натуралистов, собравших неисчислимую коллекцию флоры и фауны Индокитая, Филиппин, Кореи и Японии. Впоследствии эту коллекцию он подарил Зоологическому музею Российской Академии Наук в Санкт-Петербурге.

Обо всем этом легко писать, но на деле путешествие было не просто сложным, а ужасным. После сильного шторма в Индийском океане «Паллада» едва дотянула до ближайшего порта. Путятин шлет гонца в Петербург: срочно высылайте другой корабль, мы едва не погибли! «Фрегат течет, как решето», - пишет в своих заметках И.А.Гончаров. И добавляет: «Между тем мы идем в самые сомнительные, малоизвестные и ураганные моря».

На помощь прибывает бриг «Диана». Уж лучше бы это был какой-нибудь другой корабль (Диана – это тоже языческая богиня, как и Афина Паллада). Офицеры и матросы, видя название прибывшего на подмогу брига, мистически крестятся: одному из кораблей суждено погибнуть!

Погибли оба корабля, но произойдет это позже.

Экспедиция прошла через штормы, грозящее серьезными поломками столкновение судна со спящим китом, а на подходе к Японии попала в цунами такой невероятной силы, что, описывая пережитое, Гошкевич сравнивает морскую бурю с «кошмаром Помпеи». Бриг «Диана» не выдержал и затонул, правда, большую часть команды удалось спасти.

И все же, несмотря на все трагедии, 9 (21) августа 1853 года фрегат «Паллада» с дипломатической миссией Путятина прибыл к берегам Японии. Теперь предстояло выполнить самую сложную задачу... «Подписать хоть какой-нибудь договор с этими упрямыми японцами», - день за днем мысленно твердил про себя набожный Путятин и крестился на икону Пресвятой Богородицы… Неужели все смерти товарищей в морской пучине были напрасными?

Японцы тянули время, находили разные предлоги и уклонялись от подписания договора с Россией. Но Путятин был настойчивым в достижении цели. Ему в этом помогал белорус Иосиф Гошкевич.

«Подписано – и с плеч долой!» - так, наверное, думали многие члены экспедиции, глядя на русский экземпляр исторического Симодского трактата 1855 года. Уж очень негостеприимной, неприветливой оказалась для большинства из них Япония. И, опять же – только не для Гошкевича.

За время ведения переговоров Иосиф Антонович подружился с буддийским монахом Татибана Каосаей из города Хэда, что, конечно же, многое говорит о Гошкевиче как о дипломате. Монах помогал Иосифу Антоновичу освоить сложный японский язык. Но случается неожиданное: увлекшись рассказами Гошкевича о путешествиях, монах решает… бежать с Иосифом Антоновичем в Россию! Но вспомним: общение с иностранцем, тем более – для монаха, штука более чем опасная. Как быть?

Фрегат «Паллада» был затоплен, так как уже не мог больше служить из-за повреждений. Русские путешественники зафрахтовали для возвращения на Родину немецкий фрегат «Грета», где и спрятали отважного монаха Каосаю, поставившего свою жизнь на карту ради того, чтобы посмотреть мир. Монаха прячут в бочке, грузят на борт… Но в это время вовсю идет Крымская война, где против России действуют не только турки, но и англо-американские войска и флот. Возле Сахалина «Грета» встречает английское судно, и оно захватывает весь экипаж русских в плен. Гошкевича и Каосая готовят к смертной казни по законам Японии: сначала интернируют в Гонконг, а затем - в американский Портсмут. Девять долгих месяцев продолжался плен и переговоры о выдаче Гошкевича российской стороне. Но даже в таких чрезвычайных условиях Осип Антонович не теряет присутствия духа: с помощью своего японского друга он в тюрьме составляет 450-страничный труд – первый в истории японо-русский словарь (именно за него Гошкевич получит престижную Демидовскую премию).

ЩЕДРОСТЬ, ДОБРОТА И ИНТУИЦИЯ

Вместе с Каосаем Гошкевич наконец-то ступает на родную землю. Он фактически усыновляет японца, и тот принимает крещение с именем Владимир Иосифович Яматов. Они вместе издают свой словарь, получают награды и денежные премии (Гошкевич и не подумал даже о том, чтобы полностью присвоить честь составления словаря одному лишь себе).

А впереди – снова Япония: новый царь Александр II уже официально назначает Иосифа Гошкевича Российским императорским консулом в Японии. В этой должности Гошкевич пробыл более семи лет – с 1858 по 1865 годы.

Консульство и вся русская миссия находились (по приказу японского императора) в городе-порте Хакодатэ на острове Хоккайдо.

На вершине сопки при непосредственном участии Гошкевича строится двухэтажное консульство. Но как подружиться с недоверчивым местным населением? Конечно же, добрыми делами! При миссии открывают госпиталь (бесплатный!) для детей и взрослых, школу. А морские офицеры, находящиеся при консульстве, ведут для японцев курсы основ мореплавания, судостроительства, артиллерии.

Как писал министр иностранных дел России А.Горчаков, оценивая работу консула: «Хакодатэ - единственный порт, в котором не совершилось ни одного из тех ужасных злодеяний, которыми ознаменовалась жизнь в европейских факториях других городов. В Хакодатэ европейцы могли безопасно осуществлять далекие поездки за город, тогда как во всех других портах они практически не выходят из дому без японского конвоя». И все почему? Да потому, что благодаря русским (и белорусу Гошкевичу в первую очередь) местные жители не испытывали неприязни к европейцам, считали их друзьями. «Беловолосый консул» обладал огромным тактом, а также – знанием тонкостей национальной психологии.

Уже тогда, в те далекие годы (ровно полтора века назад!) Иосиф Гошкевич сумел увидеть Японию так, как никто до него: «Японский народ, почти насильственно втолкнутый в семью цивилизованного мира, давно имел право на это место, не потому ли и проявляет он ту удивляющую всех энергию, то стремление к цивилизации». Эти слова подтвердятся во второй половине ХХ века, когда произойдет «японское технологическое чудо».

И вместе с тем… С улыбкой читаешь сегодня о том, что Гошкевич принес в жизнь японцев немало исконно белорусского. Он обучал их солить грибы, капусту, доить коров, бить масло.

Последние месяцы восьмилетнего пребывания в Японии были для Гошкевича очень тяжелыми. Мучила тоска по родине, умерла супруга Елизавета Стефановна… Иосиф Антонович испытывал одиночество и душевную усталость, опустошенность. Он просится в отставку, к этому в Петербурге относятся с пониманием.

Иосиф Антонович рвется на родину – в Беларусь. Он покупает дом в местечке Мали (в нынешнем Островецком районе), перебирается сюда и продолжает заниматься своей любимой восточной филологией. Здесь он завершает работу «Про корни японского языка» - по сей день востоковеды считают эту книгу настольной.

Умер Иосиф Антонович Гошкевич в октябре 1872 года и был похоронен на приходском кладбище в Островце.

Александр Аннин