— Юрий Абрамович, вы как-то говорили, что этот проект очень важен для музыкантов и для вас лично. Можно ли сегодня говорить о том, что в наше непростое время, когда нас так раздирают и политически, и экономически, музыка, которую исполняют молодые белорусские и российские музыканты, объединяет молодежь и в принципе делает мир лучше?

— Дело в том, что нас ничего не раздирает. И в политическом смысле, и в музыке. У нас единое музыкальное мышление, менталитет и одна общая школа. В Беларуси всегда были очень сильные педагоги и молодежь. Поэтому у этого оркестра огромная перспектива.

Другое дело, что сверхзадача нашего коллектива — ротация. Мы сейчас собрались, еще, может быть, в следующий раз этим же составом соберемся, а уже через два года получится, что нужно делать большую замену. Молодежь подрастает, учится, и им нужно давать возможность общаться между собой благодаря великой музыке, учиться друг у друга. Они очень довольны, что вместе: один народ, один мир.

У нас президенты дружат. Я ежегодно бываю в Минске и всегда получаю приветствие от Президента Беларуси. Даже когда фестиваль у нас укоротился до одного концерта, потом снова стал расширяться, он все равно сохранялся (с 2006 года в Минске проходит Международный фестиваль имени маэстро — прим. ред). Пауз не было. Ну, собственно, как и в наших отношениях.

— Вы сказали про ротацию участников оркестра. По сравнению с прошлым годом сильно состав изменился? И про возраст ребят тоже расскажите.

— Состав изменился сильно. Основа у меня — Всероссийского юношеского симфонического оркестра. Там ребята от 11 лет до 22.

— Даже с 11?

— Да. У меня в оркестре есть 9-летний гобоист. Но в этом сборном коллективе — уже старшеклассники и студенты, где-то в возрасте от 17 до 22-х. Тут отобраны лучшие, в данный момент, из России и из Беларуси.

— А кто здесь самый молодой?

— Ну, не знаю, они для меня все, как дети еще, все молодые. Но уже кто-то может, кстати, шикарно соло сыграть.

— Программа концерта замечательная, кстати: Рахманинов, Прокофьев, Бородин, Хачатурян, Солтан…

— Да, но она трудная. Красивая, но очень сложная программа. Конечно, оркестр сборный, поэтому за несколько репетиций невозможно добиться какого-то идеального качества, но они молодые, поэтому впитывают в себя мгновенно и очень стараются. Хорошо готовились, репетировали. Может, и будут какие-то ошибочки, но трагедийного ничего не может быть. Главное, чтобы мы вместе были всегда.

Я очень рад, что мы покажем оркестр сегодня в таком зале, в котором мечтают выступить все. Ну, так же, как в Карнеги-Холле в Америке или в Музикферейн в Вене. Но для меня сегодня важнее, конечно, да и всегда был, этот зал — Большой зал Московской консерватории. Тут огромные традиции. И я здесь играл исторический концерт впервые на альте соло. В общем, он для меня нервный зал, но при этом самый важный.

— Вы работаете с талантливой молодежью. Как бы охарактеризовали, оценили подготовку белорусских исполнителей?

— Ну, так же, как и российских. То есть это та же школа. Я вам скажу даже, что в Минске когда-то преподавал в консерватории доцент (Михаил Маркович Гольдштейн — прим. ред). У него была хорошая скрипка, все об этом знали. А у меня в тот момент был период, когда я играл двойные концерты с моим другом Олегом Каганом, и поэтому мне пришлось взять в руки скрипку. После 35 лет, в течение которых я не дотрагивался до нее, так как играл на альте.

И пианистка Виола Михайловна Ерохина, дочь этого доцента, с которой я работал на сцене, увидев афишу, позвонила мне и говорит: «Юрочка, я увидела на афише двойной скрипичный концерт Баха. У тебя скрипка-то есть? А то я собралась продавать папину скрипку». Короче, я ее купил и играл на ней. А сегодня на ней играет мой внук. Связи и через предметы, и благодаря музыкантам.

Я в общежитии жил с пианистом из Минска, моим тезкой, Юрием Гильдюком, который уже много лет художественный руководитель Белгосфилармонии.

А музыкальные оркестры, это вполне естественно, заведомо сильные. И следующий состав будет таким же. Главное, поскорее начать жить спокойно, с победой, и развиваться дальше.