«Под небом голубым есть город золотой» - эту начальную строку своей проникновенной песни Борис Гребенщиков сложил именно здесь, в Осташкове. Так утверждают местные жители. И впрямь: уж коль скоро музыкант жил в этих краях какое-то время, так, стало быть, и мечтал, и творил. Да полноте сомневаться: где еще, кроме Осташкова, в каком другом месте могли прийти в его сердце такие мотивы?

А Владимир Солоухин, певец российского захолустья и поруганных святынь, приезжал сюда за вдохновеньем, которое черпал в неспешных беседах с архимандритом Вассианом – главным духовным и житейским авторитетом Селигерского края на протяжение полувека. Не здесь ли, у старца, в его избушке с кровлей из дранки, пришло на ум Солоухину создать свое бессмертное произведение о русских иконах – «Черные доски»?

По сей день в Осташкове можно лицезреть ветхие (или еще крепкие) избы, крытые серой от дождей дранкой. Это нормально здесь, кстати. Не зазорно. А двухэтажные бревенчатые дома торговых людей, построенные в благословенном для купечества XIX веке, стоят в переулках, сбегающих к озеру. Тут же, перед воротами – лодка, будто лошадь на привязи… Некоторые дощатые лодочки уже прохудились, вросли бортами в траву, но остаются непременным атрибутом прибрежных жилищ. Вросли в землю и первые, необитаемые этажи домов-ветеранов. К окнам вторых, жилых, ведут со двора доски с набитыми поперечными рейками – для удобства проживающих здесь котов. Редкая семья обходится без этих вальяжных существ, ибо где избы – там и мыши. Да и привыкли уже к своим кошкам в Осташкове, благо прокормить их – не проблема: среди улова обязательно попадется мелочевка, негодная в жарёху.

Рыбной ловлей здесь живет, почитай, полгорода – и стар, и мал. Помню, в начале 90-х в Осташкове не диво было увидеть древнюю старуху с удочкой, сидящую в лодке посреди озера. Это – не хобби, а корм насущный, вот так-то. Теперь уж нет бабулек тех на свете, на их место заступили те, кто помоложе – рыболовы средних лет. Потому что у старшего поколения нынешних осташей (так именуются местные жители) все-таки есть пенсия, хоть и небольшая. Хватает на хлеб. Самые молодые да мобильные подались в столицы на учебу, или в бизнес, или замуж, а чаще – в московские да питерские примаки (кому надо, тот поймет, о чем это я). А чем заработать сорока-пятидесятилетним? Ведь заводы, в том числе – градообразующий (на протяжении веков) Осташковский кожевенный – в последние годы позакрывались или дышат на ладан. Ничего, озеро прокормит! Главная забота коренного осташа – разжиться лодкой (а не получится - так водкой, коли больше делать нечего). День прошел – и слава Богу: вот лейтмотив жизни для очень многих здешних мужиков, об этом они говорят прямо, не таясь.

А рыбу – судака, щуку, голавля – можно продать в копченом или соленом виде туристу, а не то так сдать на местный рыбзавод. Вот она, примета времени: старинные производства закрываются, а рыбзавод появился совсем недавно, еще и десяти лет не прошло. Рыбы в Селигере – пропасть, причем в любое время года и практически в любом месте. Не ленись, знай закидывай удочку или сеть, коли есть лицензия. Лови, хоть обловись – так говорят довольные осташи.

Для туристов-рыболовов в городке – раздолье: им тут почет и уважение, переходящее порой в обожание. Выстроились вдоль городской набережной, особенно – в районе речпорта, фирмы и фирмочки по прокату лодок, байдарок, катеров, снастей. Тут же - приманка всех видов. Все жаждут заполучить вожделенного туриста, уловить его в свои нехитрые «тенета». И каждый получает свое, никто не бывает обижен. Турист непременно добывает улов на котел да на коптильню. Попадается даже угорь – главная гордость здешних мест.

Рыбой Селигер славился всегда, но с конца 80-х ее стало вдвое, а то и втрое больше: закрылись вредные для экологии производства, в озеро больше не сливают всякую дрянь. Недаром воду из Селигера пьют, ничтоже сумняшеся, монахини Житенного монастыря, что за городом, на мысе Кличен; иноки Нило-Столобенской пустыни, чьи храмы и колокольня возвышаются над озером в восьми километрах, прямо по курсу от набережной Осташкова. Помню, когда я в середине 90-х работал в прославленной обители преподобного Нила, то спросил в первый свой день у добродушного монаха-завхоза: «А где набрать питьевой воды?» - «В Селигере-езере», - ответствовал черноризец.

Главный праздник Осташкова, своеобразный «день озера» – это, конечно же, День рыбака. В отличие от многих других традиционных селигерских фестивалей, смотров или слетов, День рыбака по-прежнему проводится ежегодно – с размахом, невиданной щедростью и безудержным весельем (но без драк, ибо осташи почитают рукоприкладство дурным тоном, особенно – в святой для приозерных жителей рыбий праздник). Проводится День рыбака во второе воскресенье июля. Фольклорные коллективы исполняют народные песни, дают представление артисты знаменитого Осташковского драмтеатра (самого первого народного театра России, основанного в середине XIX века великой русской актрисой Прасковьей Ивановной Орловой, вышедшей замуж за осташковского городского голову и владельца кожевенного завода Федора Кондратьевича Савина, завзятого театрала и мецената). Кстати – опять это «кстати»! – в Осташковском народном театре при Николае I впервые в России была поставлена пьеса «Горе от ума» - без цензурных изъятий, в полном варианте.

Но главное, главное… На Дне рыбака это, конечно, рыба во всех видах, во всех ипостасях. Бродят между рядами раскинувшихся на берегу озера палаток туристы и местный люд, все объелись уже, но глаза не перестают жадно озирать вереницы рыбьих тушек и чанов с варевом и жаревом.

Среди туристов всегда много студентов и студенток, ибо Селигер во все времена манил сюда молодежь – на развеселые КСП (конкурсы самодеятельной песни), на бесчисленные «разгуляи», дымные от костров палаточные стоянки, а еще - в одиночные (чаще – парные) походы. Сколько советских – а теперь и российских – семей начинали свое жизненное плавание с этих берегов, с этой пристани! Поистине, Осташков – город любви, семьи и верности. Недаром, помимо Дня рыбака, туристы едут сюда и на праздник святых благоверных князей Петра и Февронии, небесных покровителей семейного очага. Нешумное торжество состоится в храмах и на концертных площадках Осташкова 8 июля (кстати, главный концертный зал городка «по совместительству» расположен в Воскресенской церкви, здесь же – удивительный музей Селигерского края).

Помимо продукции рыбзавода, на Дне рыбака можно испробовать и угощенье от монахинь Житенного монастыря – это знаменитый осташковский рыбник, исполинский пирог, который матушки и сестры пекут раз в год для мирян. Размер такой, что хоть приглашай на День рыбака экспертную делегацию из Англии – на предмет очередного рекорда для книги Гиннеса. Каков будет пирог в этом году? Как знать… Ехать надо, ехать непременно – еще и не то увидите! Собственными глазами увидите, ноздрями почуете, языком испробуете. И с собой унесете: под сурдинку рыбного праздника торгуют в этот день еще и ягодами (земляникой, голубикой). А если год удачный – то и грибами. Позже появятся на рынке брусника, морошка, а там и клюква подоспеет.

ЛЕГЕНДЫ И ВОСПОМИНАНИЯ

Великая оперная певица Ирина Архипова три десятка лет назад настолько прониклась величавой красотой здешних мест, что не пожалела усилий и организовала в Осташкове ежегодный летний фестиваль классической музыки – «Музыкальные вечера на Селигере». Приехать и выступить на сцене Воскресенской церкви почитали за честь лучшие отечественные исполнители. Это был фестиваль не только для эстетствующих гурманов и меломанов, но еще и для всех жителей Осташкова. Простые, работящие люди имели возможность почувствовать себя причастными к великому искусству, запросто пообщаться с «небожителями», которые охотно жали руки осташам, давали интервью районной газете «Селигер», рассказывали на творческих вечерах о своем жизненном пути… Здесь помнят бессменного ведущего фестиваля Станислава Белзу, актрису и певицу Людмилу Гурченко, альтиста Юрия Башмета… Много, много «звезд» просияло над просторами озера.

Увы, в нынешнем году проведение фестиваля на Селигере – серьезная проблема. Состоится ли праздник, надолго ставший визитной карточкой Осташкова, как валдайского культурного центра? Непонятно. Как-то ушла эта «тема» из обихода российского бомонда. Ушла вскоре после ухода из жизни Ирины Архиповой. И если на юбилейный, тридцатый по счету фестиваль 2017 года у организаторов хватило «сил инерции», то в этом году, похоже, «Музыкальным вечерам на Селигере» дан сигнал «стоп». Не те нынче, дескать, приоритеты. Грустно. И всё дело здесь, мне кажется, не в музыкантах, которые, якобы, не хотят ехать в глушь валдайскую. Раньше ведь ехали, общались друг с другом и с осташами. Радовались встрече с Селигером, а не с гонораром. Дело, наверное, в организаторах, «антрепренерах».

А посему… Давайте радоваться тому, что имеем. Тому, что не зависит от времени и временщиков, от бюджета и бухгалтерских расчетов. От политики (высоко?)лобой. «Рыба в озере не голосует, ей все – едино», - рассуждают осташи. Да и туристы, оказавшись на бреге селигерском, стряхивают с себя заботы и суету мегаполисов. «Пустые хлопоты», как говорят гадалки. Озирая палаточный лагерь, что напротив острова Хачин, умиляешься: среди цветастых синтетических «шалашиков» нет-нет да и промелькнет полинялая брезентовая или холщовая палатка из далеких 60-х, 70-х, 80-х… А вот, надо же, и лодочка плывет деревянная, скрипят дубовые уключины, пластаются по воде набухшие весла. Поодаль, на травянистом бережку возле крошечной деревеньки Неприе, пасется лошадь. А с колокольни Ниловой пустыни мелодично прозванивает колокол, считает вечность… Вглядитесь: часы монастырские (вернее - не часы, а старинная стилизация под часы) показывают всегда одно и то де время: пятнадцать минут до полуночи! Понятно ведь, на что намекают стрелки…

Но туристы все-таки предпочитают иную вечность: тот бесконечный простор, что открывается взору и сердцу с высоты колокольни. Ух, захватывает дух! Синеет, рябит на солнышке покойная гладь озера, заваливаются за покатый горб земли хвойные леса, белеет пятнышко церкви среди чешуи деревенских крыш на далеком берегу Кравотыни – старинного сельца, вокруг которого по сей день ведутся споры доморощенных этимологов. Споры эти – из-за названия. Очень уж хочется некоторым здешним краеведам (и краелюбам), чтобы слово «кравотынь» означало «кровавый тын». Придумана легенда, что, якобы, много-много лет назад татары поубивали всех жителей и насадили отрубленные головы на деревенскую околицу (тын). Недавно появились даже дорожные указатели с искаженным наименованием села – Кроватынь. Чтобы больше на «кровь» походило.

На самом деле, конечно же, древнерусское «крава» - это всего лишь «корова», и тын, соответственно, коровий. Ну, коров к нему привязывали, вот и все. Издалека их было видать плывущим по озеру путникам, вот и прозвали они сельцо в честь буренок, нанесли это слово – «Кравотынь» - на тогдашние самодельные карты. Только вот почему-то нынешние местные жители обижаются на «буренкину» версию, лишенную трагизма. Хотя, сдается мне, в глубине души с нею согласны. Особенно – когда разъяснишь спокойно, дружелюбно.

Вторая легенда, куда более близкая к исторической правде, относится к названию города. А вправду: почему Осташков? Кто-то здесь когда-то один остался? Питался остатками?

Отчасти – да, но только – отчасти.

«Осташка» - это имя. В краях селигерских веками окали – теперь уж меньше стали, но иногда вдруг мелькнет в говоре здешнего уроженца окающий диалект. Например, можно услышать: «оплотишь», «погосишь» (вместо - оплатишь, погасишь). Знакомое имя, не правда ли – Астах, Остап (на здешнем диалекте - Остах)? От него и фамилии известные произошли – Астахов, Астафьев… Но полное, церковное имя – Евстафий. Очень его на Руси жаловали-величали. Расхожим оно было, в общем.

И вот в дремучем XIV веке, шесть с лишним столетий назад, два приятеля-рыбака – Евстафий и Тимофей – отправились на долгий промысел в дальнюю заводь Селигера. А поселение, на месте которого ныне стоит Осташков, подверглось литовскому набегу. И когда вернулись рыбаки с уловом, никто из близких уже их не встречал. Полегли все. Голое, выжженное пожаром побережье осталось после истребительного набега. И Евстафий с Тимофеем принялись отстраивать поселение заново. Вот в честь того самого Евстафия (Остаха) и прозвали восставший из пепелища город: Осташков. Напоминают о тех далеких событиях две городские улицы, тянущиеся вдоль озера: Евстафьевская и Тимофеевская.

Удивительно красивые, тихие улицы, где почти каждый дом – молчаливая история края.

ДУША ОСТАШКОВА

О возникновении этого валдайского города, его древних обычаях и традициях, легендарных жителях - обо всем этом рассказывал мне еще четверть века назад престарелый архимандрит Вассиан (Шуста), когда мы сидели с ним возле жарко натопленной печи в его избе, что в переулке Кузьмина. Переулок упирается в кирпичную ограду бывшего Знаменского монастыря. От женской обители осталось почти всё: величественный Знаменский собор – уникальный, 17-главый - да несколько бревенчатых келий, в которых по сей день живут люди. Вовсе не монахини, а обычные горожане.

Архимандрит Вассиан служил настоятелем Знаменского храма со времен хрущевских гонений, с 1955 года. А когда в 1991-м другие окрестные храмы и монастыри стали массово возвращаться в лоно Православной Церкви, на «всенародного селигерского батюшку» возложили сразу несколько церковных послушаний: он стал наместником Нило-Столобенской пустыни, настоятелем Николо-Рожковского монастыря, что совсем рядом, через плес. А еще – настоятелем Борисоглебской обители в Торжке, духовным окормителем монастыря «Божье дело», что на далеком острове… Всего и не перечислить, да и ни к чему это уже: трудами отца Вассиана и собранной им монашеской да церковной братии возродились древние храмы и монастыри, обрели прихожан и меценатов. В их стенах духовно возросли нынешние пастыри, которые теперь возглавляют общины и приходы. А отец Вассиан… Что ж, старец отошел ко Господу 2 мая 2010 года и похоронен в Нило-Столобенской пустыни, над озером – на том самом холме, где почти пять веков назад ископал себе землянку преподобный Нил Столобенский, давший имя монашеской обители. И многие паломники, не говоря уж о тысячах осташей, молятся почившему архимандриту Вассиану, как небесному покровителю этих мест – хотя и не прославлен еще батюшка в лике святых.

Почитают память отца Вассиана и в Беларуси. Осташков и Несвиж формально не являются городами-побратимами, но их незримо, духовно породнил друг с другом отец Вассиан. Ведь родом он из красивейшего городка в Западной Беларуси – древнего Несвижа, фамильного гнезда Радзивиллов. Здесь будущий церковный подвижник появился на свет в 1928 году – аккурат на Крещенье, 19 января. (В скобках отметим, что главный собор Ниловой пустыни – Богоявленский). В Несвиже Владимир Иванович Шуста (мирское имя архимандрита) подростком пережил приход советской власти в 1939 году, затем – немецкую оккупацию. Как рассказывал мне сам архимандрит Вассиан, в течение 15 лет бывший мне духовным отцом, именно в те годы лихолетья в нем вызрело решение стать священником. И в 17 лет он поступил в Минскую духовную семинарию, затем – в Ленинградскую духовную академию. А потом более полувека неотлучно служил Богу и людям на Селигере, у святых мощей преподобного Нила. Нет такой семьи в Осташкове, в которой отец Вассиан не крестил бы кого-нибудь, не венчал, не исповедовал. А уж скольких проводил в мир иной – про то, как говорится, один Бог знает.

Свой авторитет и любовь народную батюшка всецело употребил на добрые дела: по его призыву многие толстосумы, которых отец настоятель помнил еще босоногими пацанами, щедро финансировали окрестные детские дома и учебные заведения, жертвовали деньги на больницы и приюты для стариков, ну и, конечно, на нужды восстанавливаемых церквей, на издание духовной литературы. Будучи на «ты» с любым городским начальником, архимандрит мог решить такие сложные вопросы, которые никому другому были не под силу. И результаты долгой и праведной жизни этого выдающегося сына белорусской и селигерской земли – вот они, перед глазами. Наглядно свидетельствуют о незабвенном пастыре отреставрированные стены храмов, а главное - благодарные лица людей, которые в трудную минуту получили от доброго пастыря совет и поддержку, в том числе - материальную. Еще в начале нынешнего века отец Вассиан стал кавалером ордена «За заслуги перед Отечеством» II степени, а уж церковных его наград не перечислить.

Никогда не забуду один случай, приключившийся незадолго до смерти батюшки. На следующий день после Рождества Христова стоял я на литургии в Богоявленском соборе Нило-Столобенской пустыни, когда из алтаря выглянул монах и знаком позвал меня в святая святых. Там сидел на табуретке батюшка, вокруг него суетились черноризцы… Оказывается, отцу Вассиану стало плохо во время богослужения. Он спросил меня, поеду ли я вместе с ним после службы в детский дом, куда престарелый архимандрит ежегодно отвозил рождественские подарки. Я принялся было отговаривать старца от поездки, мне страшно было даже подумать, какой опасности он подвергает себя в момент обострения гипертонии. Отец Вассиан сказал на это голосом тихим, твердым и чуть удивленным: «Что ты, Саша, что ты! Это же дети, они ведь сироты, они ждут! Нельзя не ехать». И поехал. А я – нет, понесло меня в Москву с попутной машиной. И не вернуть уже того морозного дня…

Сейчас у многолетних трудов отца Вассиана появился достойный продолжатель – добросердечный, энергичный и духовно-эрудированный архимандрит Аркадий, долгие годы сослуживший «селигерскому батюшке». Нило-Столобенская пустынь укрепляется и материально, и молитвенно: здесь растет число пострижеников, ширится круг прихожан и паломников, реставрируются храмы и братские корпуса. Есть хорошая гостиница для тех, кто приезжает сюда помолиться.

ЗВЕНЯТ КУРАНТЫ В ПАРКЕ ГОРОДСКОМ

Когда меня спрашивают: что в первую очередь следует посмотреть в Осташкове? – я отвечаю: сам Осташков. Пройдитесь по его умиротворяющим улочкам и переулкам, окиньте неспешным взором старинные наличники на избах, поросшие травой тропинки вдоль мостовой – таковы многие здешние тротуары… Осташков предоставляет приезжему уникальную возможность: перенестись в прошлое на век – другой. Ну, на полвека – это уж точно. В бревенчатых купеческих домах – продуктовые магазины, где дощатый пол прогибается со скрипом, хлеб и сладости выставлены в догорбачевских лотках, пахнет корицей и ванилью…

Огорчают, конечно, названия улиц, которые людям чувствительным лучше бы вовсе игнорировать, не читать. Оскверняют они святые валдайские просторы, порочат Волговерховье. Перечень имен, стандартный для всякого городка, прошедшего «сквозь строй» коммунистических лет: «ленина-дзержинского-володарского»… Тьфу, продолжать тошно. Уж лучше бы – в честь Ирины Архиповой, Владимира Солоухина, Прасковьи Орловой-Савиной. Александра I Благословенного, наконец, который положил начало возвеличиванию здешних ремесел. Есть в этих местах кем гордиться, помимо всероссийских упырей! И ведь порывались осташи в мимолетно промелькнувшие 90-е переименовать свои улицы, вернуть хотя бы некоторым из них исконные названия – скажем, проспекту Ленина возвратить доброе имя: Знаменская улица. Но… Затянули. И теперь, когда история – вернее, память народная - непостижимым образом ослепла, оглохла и тычется вспять, момент безнадежно упущен.

…Огромные, кряжистые ветлы в городском парке шумят точно так же, как и полтора столетия назад, когда здесь построили дивной архитектуры здание театра. Островок на рукотворном пруду зазывает в уютное кафе, а на пристани, что поодаль, колышутся паруса яхт. Мелодично звонят главные городские часы на готической башне: они уже почти два века бесперебойно и безошибочно отбивают каждые 15 минут. Чисто выметенные дорожки, деревянные скамейки тенистого парка навевают воспоминания о временах далеких, безвозвратно ушедших. И потому – особенно дорогих сердцу.

После этой прогулки, может статься, туриста потянет под сень местного музея, расположенного в ажурной Воскресенской церкви (уточню: недействующей). Потрясающая экспозиция! Оказывается, «осташи» - это не только жители города, но еще и сапоги – особые, из молочного теленка (опоека), которые выдавались гвардейским офицерам двести с лишним лет назад. Лучших сапог не тачали нигде и никогда – так уверяют экскурсоводы. И не без гордости добавляют, что осташи – и жители города, и сапоги – внесли свой неоценимый вклад в победу над Наполеоном. Вот они, кстати, эти самые сапоги, лежат за стеклом – и такие, и сякие.

Старинные картины запечатлели тот особый свет заката, который осенял наших далеких предков. Некоторые ученые полагают, что солнышко в те времена и взаправду светило мягче, добрее и романтичнее. Как знать, как знать… На панорамном полотне – крестный ход на парусниках и лодках из Осташкова к Нило-Столобенской пустыни в день летнего праздника преподобного Нила Столобенского (9 июня по новому стилю). Этот водный крестный ход стал в Осташкове традиционным, и флотилии лодок, теплоходов, яхт и катеров кучно тянутся к стенам обители, к ее бухтам и пристаням, каждый год. Добавлю: ныне близится еще один «летний Нил» - 9 июля, праздник перенесения мощей из Осташкова в островной монастырь.

А вот – историческое полотно двухсотлетней давности: Осташков встречает императора Александра I. Случился памятный для осташей визит в начале XIX века. Говорят, царь даже прослезился, растроганный верноподданническими чувствами жителей. И сказал, что Осташков – надежда России, попутно повелев увеличить выпуск армейских сапогов.

Спустя десятилетия, уже при Николае I, здесь любил бывать русский писатель Иван Лажечников, автор эпохального «Ледяного дома». Дело в том, что Лажечников в течение нескольких лет был вице-губернатором Тверской губернии (а впоследствии – Виленской). Что тут сказать, имели русские цари «странную» привычку: назначать на высшие должности людей умных, образованных и талантливых. Иначе говоря – выдающихся личностей, имеющих заслуги перед обществом и отечественной культурой. Признанных властителей дум. Державин в Петрозаводске, Салтыков-Щедрин в Рязани, Лажечников в Твери – сей список можно и продолжить. Шли служить Отечеству, а не мамоне. В своем завещании создатель «Ледяного дома» начертал: «Состояния жене и детям моим не оставляю никакого, кроме честного имени, каковое завещаю и им самим блюсти и сохранять в своей чистоте». Уточню: не кутил, в карты имений не проигрывал. Очевидно, следует предположить, что у Ивана Лажечникова на посту вице-губернатора были некие другие жизненные приоритеты, нежели гедонизм и набивание карманов.

Так вот, Иван Лажечников 170 лет назад сочинил «Гимн Осташкова»: «От конца в конец России ты отмечен уж молвой: из уездных городов России ты слывешь передовой. Славься, город наш Осташков, славься, город наш родной! Лишь забьет тревогу колокола звон, помолившись Богу, мы – стремглав в огонь!»

Прочтя этот гимн, можно сделать несколько выводов. Первый: проза у Лажечникова выходила куда как лучше, чем стихи - это факт. Вывод второй: знаменитый писатель и впрямь сильно любил Осташков, коли не удержался и рискнул репутацией изящного словесника, обнародовав подобный гимн. И, наконец, учитывая добросовестность Лажечникова и его приверженность исторической правде, подытожим: Осташков и впрямь был процветающим городом со славными традициями – боевыми, трудовыми, театральными да торговыми.

СЮДА УЖ НЕ ХОДЯТ ПОЕЗДА…

И как же, спрашивается, добраться до Осташкова жителю столицы? Между прочим, в городке до сих пор едва ли не в равной степени почитают столицами как Москву, так и Санкт-Петербург, ибо Осташков равноудален от этих мегаполисов, а здешняя молодежь учится и в вузах Питера, и в институтах-академиях-университетах Первопрестольной. Да и транспортные связи с обеими столицами до недавних пор были одинаково развитыми.

Итак, чего стоит поездка в туристический центр на Селигере – не только по деньгам, но и по затратам усилий и времени? С недавних пор в «страну Селигерскую» не идут поезда: пару лет назад их признали нерентабельными. Казалось бы, разве это достаточный повод для того, чтобы лишать железнодорожного сообщения известный туристический центр? По нашим временам и нравам – достаточный. И станция «Осташков» на Бологое-Полоцкой линии ныне в буквальном смысле заколочена. Увы. Поэтому груженым палатками и байдарками туристам стало «дышать» труднее. Если, конечно, они «безлошадные». В маршрутку из Твери, Ржева или иного какого города с походной амуницией не втиснешься. Да и не во всякий автобус, кстати. То ли дело – прежде, в плацкартном вагоне, да с гитарой… Одна веселая ночка – и ты на бреге селигерском. Ну да ладно, чего уж там. Главное – озеро по-прежнему на месте, и на том спасибо.

Из Москвы поездка в один конец обойдется примерно в тысячу рублей. Можно – прямым рейсом от автостанции «Тушино», а лучше и дешевле (знаю по опыту) сначала доехать до Твери. Или на электричке (учтите, контролеры явятся обязательно!), или - на автобусе от Ленинградского вокзала. А из Твери в Осташков ходят многочисленные автобусы – через Торжок. Итого от белокаменной - восемь часов на все про все.

Так что – до встречи в столице Селигера, в «том же самом», что и прежде, городе Осташкове!