В этом году исполняется 200 лет со дня рождения одного из самых недооцененных идеологов европейского социализма, чьи идеи нашли отражение даже в белорусской Конституции.

Молодой человек разделся догола и разложил одежду на берегу Терека. Вытащил криво исписанный клочок бумаги и небрежно бросил его сверху. Это была предсмертная записка одного из отцов белорусской демократии Франца Савича – человека, который на несколько десятилетий опередил мировые социалистические идеи. Человека, которого царская власть считала одним из злейших врагов, а последователи почитали как идеал приверженности идеям, даже в его 26 лет…

«Стали обыденностью пьянки, игры, разврат»

Малышу Францу в какой-то мере не повезло родиться в семье униатского священника. Полтора десятилетия спустя, когда вся страна будет переживать последствия Польского восстания 1830-31 годов (которое затронуло территорию современной Польши, Литвы и Беларуси), униаты объединятся с православными ради усиления царской власти. Удивительно, но это же восстание сформирует у Савича прямо противоположные идеи и сочувствие проигравшим в битве за независимость полякам.

«С малых лет, как помню себя, мои мысли были о свободе и Отечестве, про наше бесправие и нашу бедность», - пишет Франц в своих «Воспоминаниях». По принципу «Враг моего врага – мой друг» сотни студентов Виленской медико-хирургической академии примкнули к восставшим в ноябре 1830 года полякам. Францу тогда было 15, он попадает в эту же академию через три года. Элитное некогда учебное заведение с молчаливого одобрения руководства спивается в полном составе, половина преподавательского состава попадает под царские репрессии, среди студентов царят не самые великосветские нравы.

«Все даже морально упало, - пишет Савич о студенческих годах, - после изгнания стольких заслуженных людей пришла реакция. Ученики исчезли почти все в событиях 1831 года, пришли новые ученики, изменился дух молодежи. Стали обыденностью пьянки, игры, разврат».

К тому моменту основные жизненные принципы Савича уже сформированы. Он явный социалист, но идеи его утопичны. Он излагает их в первом серьезном своем труде – «Принципы демократизма». Манифест становится уставом созданной организации «Демократическое общество». Особо важным Савич считает сочувствие обездоленным (вне зависимости от национальной и религиозной принадлежности), достижение полной социальной справедливости, одинаковое уважение ко всем людям, защиту их прав и, конечно, отмену крепостного права.

Сейчас, спустя годы, считается, что взгляды Савича нашли отражение в действующей белорусской конституции.

«Наша скорая победа обеспечена»

Предаваясь унынию по поводу невозможности изменить мир вокруг себя, Савич обратился к Библии. Пример Иисуса, родившегося в нищете и сумевшего завоевать сердца и мысли учеников и последователей, изменил ход мыслей молодого врача. Савичу был 21 год, когда создавалось «Демократическое общество». Уже через год в организацию входили не только студенты-медики, но и некоторые местные крестьяне, а сам союз стал известен далеко за пределами родной губернии: Савича знали в Гродно, на Волыни и даже в самой Польше, где молодой социалист водил дружбу с легендарным для всех поляков Шимоном Конарским, главой «Содружества польского народа». «Демократическое общество» входит в состав этой организации под названием «Молодая Польша». Под влиянием радикалов становятся все более радикальными и идеи Франца. Он понимает, что перемены в обществе поможет осуществить только революция. Осуществлять ее должен был союз славянских народов и вооруженное крестьянство.

«Будем закаливать дух, работать до конца жизни! Кто знает, где и как предназначено нам умереть? Возможно, не один из нас умрёт от руки палача! Но пусть и смерть его будет продолжением борьбы за свободу! И с высоты виселицы, как с высоты трона, должен призывать: восстаньте, народы! Восстаньте во имя растоптанных прав человека! Вот краткий очерк борьбы, которую ведет Европа и которую надо нам вести с деспотизмом. Когда действенно будем в ней участвовать – наша скорая победа обеспечена. Знаем, что огромные здания строились с малых кирпичей, пусть же каждый из нас подготовит свой кирпич и положит его на свое место, не спрашивая об окончании дела. Бездействующие люди, люди слабодушные в оправдание бездеятельности говорят, что им нечего делать. Посмотрите – народы всей Европы в упрямой кровавой борьбе разрушают стародавний оплот деспотизма и воздвигают храм свободы», - пламенно пишет Савич в своих «Замечаниях о моральной войне народа с деспотизмом».

Увы, доказать свою правоту делом революционеру не удается. Он ведет вместе с сочувствующими организациями агитационную работу; как и многие, ждет нового восстания и готовит агентурную сеть, не брезгуя явочными квартирами и запутанной системой паролей. Но даже в такой идейно заряженной среде появился предатель.

«Топтал ногами, пока я не обливался кровью»

«Демократического общества» хватило только на два года деятельности, да и та была очень уж в глубоком подполье. Злую шутку с противниками царизма сыграла их сплоченность. Предатель, выдав одного только своего «соратника», обрушил всю разветвленную сеть оппозиционеров. Большим ударом для Савича и его сторонников стал арест Конарского в Вильнюсе. После этого сторонники польского восстания из Виленской академии не провели на свободе и нескольких месяцев. Франц Савич был арестован летом 1838-го и на 8 месяцев оказался заперт в тюрьме.

Пока шло следствие, дознаватели не гнушались никакими методами получения признательных показаний. Обвиненный в участии в незаконной организации Савич свою вину признал быстро, но не желал сдавать соратников. За это его нещадно били нагайками. В своих воспоминаниях той поры Савич упоминает о полученных им 12 000 ударов за 8 месяцев предварительного заключения. Параллельно он писал «Исповедь» - свой самый серьезный труд о важности победы над царизмом.

«После допроса, когда меня приводили в клетку, прибегал (назначенный следователем князь Трубецкой – прим. ред.) и кричал: «Врёте, поросёнок!». Каждый у него имел свое прозвище. На ругани обычно не останавливался, становился бешеный, тягал за волосы, бил кулаком в лицо, валил на пол, топтал и месил ногами, пока я не обливался кровью. Только тогда сатанинское удовлетворение кривило его черты. Удовлетворенный, выбегал из моей клетки».

В какой-то момент революционер даже попытался покончить с собой… утопившись в кувшине. Савич перевязал горло платком и залил гортань и носоглотку водой, но вовремя одумался. За это князь Трубецкой отправил молодого врача в карцер на месяц.

«От кандалов открылись мои раны, одежда сгнила и почти висела на мне, порванная на лохмотья. Высохший, почерневший, худой, с распухшими от укусов насекомых лицом и телом, я был похож более на привидение, чем на человека».

К февралю 1839 года следствие было закончено, и многие друзья Савича отправились на каторгу или еще хуже: Конарский, как глава сети радикалов, был приговорен к расстрелу. 24-летнего Франца сослали на Кавказ солдатом без права повышения в звании. Пожизненно.

Пока Савич несколько раз неудачно бежал оттуда, его родную Виленскую академию расформировали: репрессии продолжались, и к 1840-му году следователи раскрыли социалистическую ячейку на две сотни человек. Все они были студентами-медиками, но отделения этих подпольных организаций нашлись даже в Минске.

Самоубийство

Многих друзей в своей жизни Франц Савич завоевал не только своими идеями и силой приверженности им, не только добротой к людям, но и некоторыми талантами на медицинском поприще. Знакомство с семьей армянского купца и оказанная вовремя медицинская помощь одному из членов этой семьи позволили Савичу заполучить завидного должника. Купец ответил услугой на услугу.

К тому моменту нашли новую партию стихов Савича: он начал писать их еще в академии и, по его собственным словам, «занимался немного литературой» с тех пор. Литература заинтересовала самого царя. Савича было приказано доставить в Петербург, и поездка эта ничем хорошим для белоруса закончиться не могла. Надо было бежать.

Летом 1841 года, пока 26-летний Франц раскладывал свои вещи на берегу бурной реки, его новый товарищ уже готовил для него пути отхода. Конспирация на высшем уровне - была ли подкуплена армейская стража, или Савич просто воспользовался некомпетентностью коллег-военных – этих деталей молодой врач так никому и не выдал. На этот раз побег удался, а в военной части поверили в инсценированное самоубийство. Во-первых, рады были избавиться от причинявшего много головной боли оппозиционера, а во-вторых, отыскать тело в Тереке – обреченная на провал затея.

По долинам, по взгорьям и даже через небольшую степь Франц Савич пошел пешком в сторону Молдавии, откуда планировал перебраться в Румынию. Но до молдавской границы он не дошел всего 30 километров, пройдя перед этим от Кизляра до городка Балты в современной Одесской области больше полутора тысяч (!) километров. В Балтах Савич свалился с тяжелейшей простудой, а спустя несколько дней местные крестьяне выдали его полиции. Савича обвинили в бродяжничестве и отправили на полтора года в тюрьму в Тирасполь.

Впрочем, был в этом неприятном обстоятельстве и положительный момент. Революционера никто в лицо не знал, а человек по имени Франц Савич официально был уже несколько месяцев как мертв. Свое имя он, в итоге, никому не сказал и после полутора лет тюрьмы в компании с ворами и нищими, Савича, как человека без имени и без определенного рода занятий, снова отправили служить в армию – в черниговский батальон внутренней охраны, помощником фельдшера.

«Будущее наше будет светлым»

Лекарские способности молодого белоруса и тут сослужили ему хорошую службу. Армия той поры профессионализмом не отличалась, и местный доктор со своим ремеслом оказался знаком разве что понаслышке. Савич несколько месяцев прикрывал ему огрехи, а тот, в качестве расплаты, предложил ему деньги и помощь… в побеге. Он оказался в жизни социалиста последним.

Дорога не задалась с самого начала. В пути до Киева беглеца без документов ограбил сначала извозчик, а потом, уже на полпути в Галицию, подвел организм: Савич вывихнул ногу настолько тяжело, что продолжить пеший путь не смог. Деревенька Янишполь стала его последним пристанищем. Пока Савич лечился сам, дабы не терять времени, он решил лечить других. Взял псевдоним Адам Гельгег и бросился в пучину борьбы с бушевавшей тогда холерой. Спас не одну жизнь, но свою уберечь не смог. Заразившись от пациента, один из идеологов славянского социализма умер в 1845 году, ему было 30.

После него остались немногочисленные мемуары и переписка, а также всего одно стихотворение на родном полесском языке «Там блiзко Пiньска на шыроком полю...». Савича похоронили в Житомирской области, в небольшом селе Острожка.

«Будущее наше будет светлым. Я до него не доживу, но умирать буду с этой мыслью, потому что столько жертв и терпения нужно только ради отпущения прошлых грехов. На весы вечности ложится история всех народов, справедливость Творца рассудит»…

Вениамин Лыков