Загадка Черского

Имя великого исследователя бескрайних просторов Сибири Ивана Черского известно каждому жителю Якутии, Колымского края, Иркутской и Омской областей.Не сыскать другого такого первооткрывателя, в честь которого было бы названо столько географических объектов

И за всеми этими географическими и биологическими понятиями незримо встает еще одно, которого нет на картах или в справочниках: «Загадка Черского». До сих пор судьба этого выдающегося человека мало изучена, по сей день ведутся споры о его происхождении, жизненных устремлениях, идеалах.

ТАК КТО ЖЕ ОН? ЧЬИХ КОРНЕЙ?

Конечно, многим странам и народам хотелось бы иметь среди своих сынов такого человека, как Иван Черский. Поляки считают его поляком, литовцы – соответственно, литовцем. Соотечественником. Порой - невзирая на, казалось бы, очевидные факты и исторические свидетельства, непреложно говорящие нам о том, что Иван Дементьевич родился и умер чистокровным белорусом, с белорусской душой и белорусскими корнями.

… В деревне Валынцы Верхнедвинского района Витебской области стоит музей И.Д.Черского. В мемориальной табличке он назван «выдающимся сыном белорусского народа». Валынцы расположены совсем неподалеку от разрушенного имения «Свольна», где в небогатой дворянской семье 3(15) мая 1845 года появился на свет будущий сибирский исследователь и первооткрыватель. Род Черских был весьма уважаем в округе: прадед Ивана Дементьевича, Франц Христофорович, был пожалован имением Шипиловщина (впоследствии переименованным в Сволну) и крестьянами. Дед Черского, Иван Францевич, служил заседателем в местном земском суде, а отец – Дементий Иванович, был депутатом Витебского дворянского собрания.

Все это необходимо знать для того, чтобы у нынешних белорусов не возникало и тени сомнения: да, их прославленный земляк – не просто уроженец Витебщины, но и чистокровный отпрыск белорусского народа (по утверждению кандидата географических наук П.А.Лярского, исследователя жизни Ивана Дементьевича). А что касается литовцев и поляков… Ну, это их частное мнение, и, как уже было сказано, сторонников версии об ином происхождении первопроходца тоже понять можно. Не так много Черских родилось в этих странах (да и во всем мире), так что…

Иван Черский всю жизнь говорил и писал на чистом, литературном белорусском языке. С горестью пишет Черский из Иркутска своей сестре Михалине: «Я тут ужо абрусеу и стау забывацца роднай беларускай мовы». Вот как ценил родной язык этот ученый муж!

Заканчивая тему о национальном происхождении Ивана Черского, отметим общую (и очень несправедливую по отношению к выдающимся белорусам) тенденцию – автоматически записывать их в поляки, которая возникла после восстания 1831 года. Император Николай I, озлобленный на весь Российский запад, взял да и запретил своим указом белорусский язык как таковой – причем во всех западных губерниях. Попало под высочайший запрет и само слово – белорус. Традиция оказалась живучей и впоследствии: под давлением цензуры Брокгауз и Ефрон, составители знаменитой энциклопедии (1890-1907), всех знаменитых белорусов назвали поляками. А затем эта вопиющая ошибка перекочевала в советские энциклопедии, в том числе в авторитетную БСЭ.

НЕИСПОВЕДИМЫМИ ПУТЯМИ

Отец умер, когда Ивану было десять лет от роду. За воспитание мальчика и его старшей сестры Михалины с усердием принялась мать. Она наняла для детей лучших учителей в округе, но главным образом заботилась об их «салонном» воспитании, привитии хороших манер. Все это, казалось бы, никак не может пригодиться будущему исследователю в диком, заснеженном краю, где ему придется отвоевывать у природы буквально каждый дополнительный день жизни. Да, Иван в совершенстве овладел бальными танцами, теорией искусств, игрой на фортепиано. Он возненавидел эти уроки! Но знал бы он, что через много лет все эти «салонные» навыки спасут его от голодной смерти за много тысяч верст от родового поместья…

А вот уроки рисования в будущем здорово помогли путешественнику при составлении набросков географических карт, при изображении открытых им рыб, насекомых и ракообразных.

Еще Иван Дементьевич благодаря материнским хлопотам прекрасно овладел английским, французским, немецким языками и латынью, что позволило ему впоследствии выписывать в Иркутск журналы европейских географических обществ, изучать геологию и палеонтологию на латыни (в России тогда еще не хватало подобных учебников на русском языке).

В общем, пример Ивана Черского в очередной раз подтверждает известную истину: без упорного ученья ученым не станешь. И еще: то, что лишних знаний и навыков не бывает. После окончания Виленской гимназии 15-летний Черский продолжил свое образование в Правительственном Шляхетском (Дворянском) институте в том же Вильно.

А дальше… Дальше случилось непонятное. В 18 лет Черский забросил учебу куда подальше и ни с того ни с сего принял участие в антироссийском восстании 1863 года. Зачем? Что двигало этим одаренным юношей, мечтавшим о научной работе и далеким от политики? Ведь с самых ранних лет Иван страстно желал путешествовать по бескрайним просторам Севера, быть первооткрывателем неизведанных земель… А такие земли были только в Российской Империи, но уж никак не в Польше. Значит, всю свою дальнейшую судьбу ученого Черский связывал именно с Россией. Какая же нелегкая понесла его в стан противников России?

Вразумительного ответа на этот вопрос не найдено. Возможно, сказался чисто юношеский задор, желание подражать и быть «своим» среди «продвинутых» студентов (а все продвинутые, как известно, учиться и работать не любили, зато с удовольствием разглагольствовали о революции и с готовностью брали в руки оружие). Ну, не хотел Черский быть презираемым своими товарищами. А, возможно, какой-нибудь девушкой, кто знает…

В общем, он провел в партизанском отряде всего четыре недели, ничем не прославился (слава Богу, никого не убил и не покалечил), а затем был взят в плен правительственными войсками. И – прощай, дворянство, прощай, родовое поместье! Со всеми участниками восстания 1863 года (и даже просто сочувствующими) расправились очень жестко. Витебским военно-полевым судом 18-летний Иван Черский был осужден на бессрочную рекрутскую службу в Сибири с конфискацией имущества и лишением дворянского звания.

Н-да, вовсе не таким образом мечтал оказаться в Сибири маленький мальчик Ваня. И все-таки… Ведь, по сути, мечта сбылась! Воистину, неисповедимы пути Господни… 

ПЯТЬ ЗОЛОТЫХ, КАК В СКАЗКЕ

По решению трибунала юному Ивану Черскому предстояло служить в Благовещенске, в Амурском линейном батальоне. Благовещенск тех времен был совсем новым, недавно построенным городком на китайской границе, где не только театров и институтов, но даже и библиотеки не было. Не говоря уж о каком-то местном научном сообществе. Оказаться там, да еще в рядовых солдатах – означало в прямом смысле поставить крест на всех мечтах, всех устремлениях молодой, пылкой души.

Поэтому, думаю, можно простить Ивану Черскому его не вполне порядочный поступок, тем более – с высоты сегодняшнего дня, когда мы уже знаем, что формальное нарушение закона обернулось благом и для страны, и для ее науки, и для самого ученого. Дело в том, что, проходя этапом через Тобольск, юный Черский от отчаяния всучил взятку местному жандармскому начальнику – пять золотых червонцев, которые мать тайно зашила ему в подкладку пальто (и принесла пальто в тюремную камеру). Жандарм выполнил свою часть сговора: отправил Черского отбывать службу в Омске, в Западносибирском линейном батальоне. А Омск в то время уже был достаточно культурным губернским городом. Более того: Черского расконвоировали, и он отправился в Омск «под честное слово».

По пути туда Иван случайно познакомился с известным естествоиспытателем А. Л. Чекановским, они разговорились и подружились. Чекановский (уже в Омске) научил Ивана собирать коллекции минералов, растений, окаменелых животных. Благодаря хорошему образованию Черского в скором времени перевели в офицерское собрание на должность денщика. Все-таки дворяне дворян в беде не бросали, даже – бывших дворян. Теперь Иван много времени проводил в городской библиотеке. Тут и познакомился с известными географами Г.Н. Потаниным и А.Ф.Миддендорфом.

И тут внезапно обнаружилось, что у Черского – больное сердце. Наследственность плюс довольно суровый климат сделали свое дело: 24-летний юноша был признан медкомиссией инвалидом. Его, конечно, признали непригодным к военной службе и уволили безо всякого пособия и без права выезда из Омска. Вот тогда-то, в 1869-м, и пригодились детско-юношеские навыки Черского во французском языке, а больше всего – его отличное владение бальными танцами и игрой на фортепиано. И Черский два года кормился (неплохо, надо сказать, кормился!) уроками танцев, французского и музыки. Казалось бы, жизнь налаживалась, и Черский уже подыскивал невесту среди своих юных учениц…

Но судьба судила иначе: не на омской невесте с богатым приданым, а на своей единомышленнице, студентке, увлеченной географией и дальними, трудными экспедициями – Мавре Павловне Ивановой. Свадьба состоялась в Иркутске в 1878 году, когда Черскому было 34, а его невесте – 22 года.

Но, позвольте, а как же – «Омское заточение», на которое был обречен Иван Дементьевич? Как же бальные танцы, музыка?

Дело в том, что в те годы талантливый естествоиспытатель не оставался без внимания и покровительства общественности. И в 1871-м авторитетный ученый А.Ф. Миддендорф обратился в Сибирский отдел Русского географического общества – солидной, очень богатой и влиятельной во всех сферах организации того времени, и выхлопотал перевод Ивана Черского из Омска в Иркутск. А Иркутск был тогда столицей всей Сибири и вбирал в себя все самое лучшее, что можно было найти за Уралом: умы, капиталы, таланты…

Это была уже не провинция, здесь бурлила передовая научная мысль, здесь зарождались и воплощались планы по освоению бескрайних просторов Русского Севера, здесь решались вопросы о рискованных экспедициях туда, где еще не ступала нога человека.

И Черский, сразу же попавший в избранное научное сообщество Иркутска, немедленно принимается за любимое дело: экспедиции по неизученным краям.

И тут надо кое-что пояснить. В то время очень многие талантливые (или авантюрные) юноши хотели стать «новыми Крузенштернами и Лисянскими», прославленными мореплавателями, открывателями новых земель. С тем, чтобы присоединить эти земли к Российской Империи и получить за это почести, славу, награды и любовь самых красивых и знатных женщин. Эти юноши обивали пороги Адмиралтейства и Петербургского географического общества, выпрашивая деньги на морскую экспедицию в столь дальние края, где у России вообще не было никаких интересов – ни государственных, ни научных, ни культурологических.

А, простите, «ковыряться в родной земле», которая уже была «под российским трехцветным флагом», желающих что-то не находилось. А если они и находились, то не имели надлежащей научной подготовки.

«Бум геологии и картографии» на российских просторах был еще далеко впереди – только в послевоенное время в Сибирь хлынут изыскатели недр, а профессия геолога станет одной из самых престижных среди советской молодежи.

Поэтому, когда Черский обратился в Восточно-Сибирское отделение русского географического общества с просьбой о финансировании и организации экспедиции в Саяны, ему пошли навстречу. И с тех пор никогда не отказывали в поддержке: молодой первопроходец добывал в своих экспедициях бесценные сведения о геологии, палеонтологии, культуре местных народов.

Так Иван Черский, несмотря на больное сердце и участившиеся приступы туберкулеза, окунулся в новую жизнь: непрерывные, тяжелые экспедиции в столь отдаленные и суровые края, где, казалось, нормальное обитание человека просто невозможно.

Вот лишь некоторые из основных маршрутов первопроходца (с 1878 года его неизменно сопровождала жена – с небольшим перерывом, поскольку в 1879 году Мавра Павловна родила сына Сашу):

1873 год - географо-геологические исследования в Тункинском и Китойском хребтах Восточного Саяна;

1874 год - вулканологические исследования в Тункинской котловине;

1875 год - сплав на плотах по реке Иркут, геологическое изучение Восточного Саяна; в том же году – специальная экспедиция по исследованию Нижнеудинской пещеры;

1877-1881 годы - геологическое и гидрологическое исследование всех берегов озера Байкал;

1881 год - экспедиция по долине реки Селенги;

1885 год - геологическое изучение Сибирского почтового тракта от озера Байкал до Уральского хребта.

1879 год стал, пожалуй, самым счастливым в жизни Ивана Черского: у него, изгнанника и государственного преступника, родился сын от любимой жены, а «за геологические исследования в Иркутской губернии» И. Д. Черский удостоился малой золотой медали Императорского Русского географического общества. Престижнейшая награда, поставившая «врага государства» в один ряд с самыми выдающимися учеными Руси.

ГИБЕЛЬ СРЕДИ ВЕЧНОЙ МЕРЗЛОТЫ

В 1891 году Иван Дементьевич, благодаря неустанным заботам жены, стал чувствовать себя лучше и сразу же засобирался в самую дальнюю и самую опасную экспедицию своей жизни. Предстояло то, что до тех пор было непосильным для первопроходцев: комплексное исследование берегов рек Лена, Колыма, Индигирка, Яна… Из этой экспедиции Ивану Черскому не суждено было вернуться. Когда большая часть задач уже была выполнена, неизведанные районы нанесены на карту, сведения о полезных ископаемых собраны и структурированы, Черский испытал новый приступ туберкулеза, который и свел его в могилу. Он умер на руках своей жены Мавры в устье реки Омолон, на берегу Ледовитого океана. Это произошло в разгар короткого полярного лета – 25 июня (7 июля) 1892 года, когда на сопках и в распадках появляются скромные тундровые цветы.

Сейчас на этом месте – село Колымское Нижнеколымского улуса Якутии. С 1947 года посреди села высится бетонный памятник над могилой великого белоруса – Ивана Дементьевича Черского. Он прожил всего сорок семь лет.

Его дело вплоть до 1940-го продолжала верная помощница и любящая супруга - Мавра Павловна Черская. Их сын Александр Иванович Черский стал исследователем Дальнего Востока – советским орнитологом и натуралистом.