В первой части нашего доклада мы отмечали ряд характерных особенностей политического и социально-экономического характера, которые были свойственны постсоветским странам, претерпевшим смену власти в результате т.н. «цветных революций». В значительной степени именно эти особенности привели к деконструкции прежней политической системы и смене режима власти.

В Беларуси объективные «факторы риска» либо отсутствуют вовсе, либо уровень их развития не достиг критической отметки, позволяющей стать катализатором «революции». Вместе с тем, в обеих странах Союзного государства наблюдается еще одна деструктивная тенденция, сыгравшая не последнюю роль в «цветных революциях» в Грузии, Кыргызстане и Украине. Речь идет об активном присутствии западных структур, так называемых ресурсных центров, структур по сбору информации. Наконец, просто NGO. Сегодня стоит более предметно остановиться на этой составляющей «оранжевых» кризисов. Она представляет собой существенный элемент внешне незаметного, но глобального и разрушительного противодействия, способного обрушить политическую систему в любой стране.

Террористические акты в США 11 сентября 2001 г. открыли эпоху «мятежевойны» (в ряде трактовок этот термин звучит как «мятежвойна»), наступление которой предсказал еще в начале 60-х гг. XX в. русский военный ученый-эмигрант Евгений Месснер. Им были определены принципиальные особенности этого явления: отсутствие линий фронта и четких границ между противниками, превращение общественного сознания в основной объект воздействия, четырехмерное пространство войны (к трем традиционным добавляется информационно-психологическое измерение).

Однако Е.Месснер был крайне скуп в описании методов борьбы с противником, избравшим стратегию «мятежевойны». Попытку восполнить этот вакуум предприняли политики и военные США. Ответом на стратегию «мятежевойны» стала концепция «сетевого противоборства». После ее появления вначале в военную, а затем и в геополитическую сферу стал все активнее внедряться принципиально новый термин – «сетевая война».

Возникновение сетевых войн как таковых стало следствием появления ассиметричных угроз в современном мире. Согласно определению Института национальных стратегических исследований Национального университета обороны США, под асимметричными угрозами понимаются «использование фактора неожиданности во всех его оперативных и стратегических измерениях, а также использование оружия такими способами, которые не планируются США». Разумеется, данная «сугубо американская» трактовка применима и в более широком смысле – как использование фактора неожиданности против любого государства.

Первичные проявления ассиметричных угроз стали наблюдаться как явление именно в военной сфере. В ней же США производили и предварительное апробирование принципиально новой оперативной концепции ведения противоборства, получившей название «network-centric warfare», т.е. собственно «сетевая война». С сентября по октябрь 2001 г. тематика сетевой войны так или иначе обсуждалась практически на всех конференциях и семинарах, проходивших с привлечением специалистов Пентагона. Наряду с этим, только за несколько последних лет анализу различных аспектов данной оперативной концепции был посвящен целый ряд исследований ведущих аналитических центров Министерства обороны США.

Как отмечало три года назад «Независимое военное обозрение» (15.02.2002), за последние годы резко возрос интерес к реализации проекта создания глобальной информационной сети Минобороны США, известном как проект «Defense Information Grid», который координируется Агентством информационных систем (DISA) Пентагона. Именно этот проект является основой ведения сетевой войны. Данное направление в развитии оперативного искусства было положено и в основу концепции строительства американских вооруженных сил «Единая перспектива 2010» («Joint Vision 2010»).

Применительно к военной сфере были даны и первые определения нового явления. Американцы определяют сетевую войну как оперативную концепцию, базирующуюся на информационном превосходстве и позволяющую достичь увеличения боевой мощи войск путем ориентации на сеть датчиков, штабов и исполнительных подразделений. Это дает возможность достичь широкой осведомленности, увеличить скорость доведения приказов, более высокого темпа проведения операции, большего поражающего действия, большей живучести и степени самосинхронизации.

При этом упор делался не только на непосредственно военную составляющую. Например, с началом операции в Афганистане и созданием американских баз в центральноазиатских республиках резко возросло информационное воздействие на их население. Так, с декабря 2001 г. «Радио Свобода» увеличило объем вещания на азербайджанском и туркменском языках, а также на фарси. В течение января-февраля 2002 г. было увеличено время радиопередач на азербайджанском, казахском, киргизском, таджикском, туркменском и узбекском языках, на фарси в общей сложности еще на двадцать часов, возрос объем вещания на арабском языке через радио «Свободный Ирак». Примечателен следующий факт: в 90-х гг. ЦРУ создало специальное подразделение для наблюдения за развитием политических событий в Каспийском регионе и оценки его потенциала. После доклада представителя ЦРУ на брифинге в августе 1997 г. тогдашний госсекретарь США М.Олбрайт заявила, что «одной из самых важных задач … будет работа над формированием будущего этого региона». События в Закавказье фактически подтвердили успех этой кампании.

Сегодня очевидно расширение понятия сетевых войн до масштабов глобальной информационной агрессии. Тем более, что новый взгляд на угрозы XXI столетия заключается как раз в том, что все чаще основная угроза исходит не от регулярных армий разных стран, а от всевозможных террористических, криминальных и других организаций, участники которых объединены в некие сетевые структуры.

В сущности, эти сетевые организации переводят информационное превосходство во всю ту же боевую мощь, эффективно связывая интеллектуальные объекты в единое информационное пространство. Происходит трансформация понятия поля противостояния в информационное пространство столкновения интересов. В него включены цели, лежащие в виртуальной сфере: эмоции, восприятие и психика ситуативного «противника». Воздействие на новые классы целей достигается за счет тесной интеграции сетевых структур координирующего органа и сетевых структур гражданского общества (например, общественных объединений, отвечающих за выработку «общественного мнения»).

Между тем, известно, что современное противостояние в информационной сфере ведется не только между государствами, но и между негосударственными (неправительственными) организациями и государством. Оборонное и внешнеполитическое сообщество США, представленное в RAND-корпорации, такого рода действия (когда при внешнем спокойствии внутри государственного организма появляются очаги деструктивного влияния) также склонно именовать сетевой войной. Основой такой войны становится бурно растущий сегодня третий социальный сектор – огромное разнообразие самоуправляемых неправительственных организаций (NGO). Участниками сетевой войны, как правило, становятся рассеянные организации, небольшие группы, которые общаются, взаимодействуют и проводят свои мероприятия особым согласованным способом, часто без точной центральной команды.

Остается констатировать весомую теоретическую базу, которая уже сегодня заложена под новое понятие. Концепция сетевой войны представлена в статье «Кибервойна наступает» (1993г.), ее полная разработка вышла в докладе RAND «Рождение сетевой войны» (1996г.). Дополнительные понимания проблемы были выдвинуты в статье «В лагере Атэны» (1997г.). Разработки на эту тему появились также в коллективных изданиях RAND на тему «Социальные сетевые войны в Мексике» (1998г.) и «Противостояние новому терроризму» (1999г.).

Как и практически любое новое явление, концепция военного и информационного противоборства и сдерживания пережила определенное смысловое перерождение. О том, что сетевые войны зачастую становятся не механизмом борьбы с терроризмом и иными ассиметричными угрозами (в качестве которого они изначально рассматривались), а инструментом самого терроризма и транснациональной преступности, а также способом решения определенных политических задач, говорят многие факты. Межнациональные террористические группы, черный рынок оружия массового поражения, нарко- и иные преступные синдикаты, фундаменталистские и этнонационалистические движения, пираты в сфере IT-технологий и иной интеллектуальной собственности, контрабандисты, беженцы и нелегальные мигранты по-прежнему остаются составной частью сетевых войн. Однако к этой же концепции обращаются и революционеры нового поколения, радикалы и прочие активисты, начинающие создавать свои идеологии на основе достижений века информации, в которых акценты от отдельного государства смещаются в сторону межнационального уровня «глобального гражданского общества». При этом действия всех указанных групп могут носить как национальный, так и транснациональный характер. Естественно, целью некоторых субъектов является уничтожение, но целями большинства является подрывная деятельность и дезориентация.

Проведенное в США исследование «Появление ноополитики: к американской информационной стратегии» (1999г.) показало, что многие социально ориентированные неправительственные организации уже использовали стратегии сетевой войны для увеличения своей «мягкой власти». Еще одно американское исследование «Рой и будущее конфликта» (2000г.), посвященное развитию новой военной доктрины применения «жесткой власти», вводит новую характеристику сетевой войны – роение, использование тактики роя (по аналогии с пчелиным роем, в котором одна пчела сама по себе неопасна, но пчелы, объединенные в рой, представляют смертельную опасность). Это же исследование предполагает, что стратегия «роения» станет доминирующим подходом в ведении конфликта. То же относится и к субъектам «сетевых войн», что подтверждается на примере вооруженного конфликта в Коссово в 1999 г., а также событий в Грузии, Кыргызстане и на Украине.

Роение – визуально аморфный, но преднамеренно структурированный, скоординированный стратегический способ ударить со всех направлений в определенную точку (точки), посредством жизнестойкой пульсирующей силы. Тактика роения наиболее эффективна, если оно основано на развертывании бесчисленных, маленьких, рассеянных сетевых единиц маневра, силы которых сходятся к цели с многочисленных направлений. Основная задача (жизнестойкая пульсация) сети роя должны быть в состоянии быстро и незаметно соединиться вокруг цели, затем разъединиться и повторно рассеяться, сохраняя готовность повторно объединиться для нового удара. Как показывает опыт стран «цветных революций», в современной сетевой войне нападения осуществляются именно через «тактику роя», нежели через традиционную «тактику волн» («тактику накатов и откатов»).

На первый взгляд, спектр субъектов сетевых войн выглядит весьма обширным и нечетким. Но единым объединяющим началом для него является обращение к сетевым формам организации, доктринам и стратегиям, а также использование технологий информационной эпохи.

В научной литературе сегодня выделяют три основных типа сетей: линейную (свойственную типичной цепи контрабанды), осевую («звезду», свойственную картелю) и многоканальную или матричную сеть. Из всех типов самым трудным для организации и управления считается матричный (многоканальный) тип – в том числе и потому, что он требует коммуникации высокой степени плотности. Но именно этот тип предлагает сетевым организациям новые возможности для совместных решений, в том числе и антигосударственных. В идеале сеть такого типа не имеет единого централизованного командования, не имеет иерархии. Принятие решения и действия децентрализованы, учитывается местная инициатива и автономия.

Это особый, в основном для частных случаев, метод является необычайно мощным средством как нападения, так и защиты. В нападении сетевые организации, как правило, очень гибки, легко адаптируемы к различным условиям, универсальны и предоставляют многочисленные возможности взаимодействия. Особенно это характерно для случаев, где субъекты используют тактику роения.

Как мы отмечали в первой части этого доклада, сегодня территорию СНГ можно рассматривать как полигон для внедрения, функционирования и дальнейшего распространения политических систем американского образца. В этой связи вполне логичным выглядит и тот факт, что управление сетевой войной против постсоветских государств также осуществляется именно Соединенными Штатами Америки.

О внешнем управлении такой сетью еще в июле 2003 года официально заявил глава американского Агентства по международному развитию (USIAD), некогда бывшего подразделением разведки США, Э.Натсиос: «Люди, получающие помощь по каналам NGO, не знают, что за большинством гуманитарных проектов стоит американское правительство». Подобное заявление стало следствием решения администрации Дж.Буша о «кардинальном улучшении имиджа Америки за рубежом». Одну из главных ролей в этом процессе американское руководство отвело именно NGO, которым было официально предложено прекратить в любой форме критику Белого дома и стать «рукой Вашингтона». Иными словами, коммерческие и общественные NGO должны фактически объявить о том, что их деятельность является частью внешней политики США. Следует заметить, что сама USIAD с начала 90-х гг. совместно с фондом Сороса осуществляла финансирование обучения специалистов по управлению т.н. «независимыми» СМИ для стран Восточной Европы, в т.ч. для Беларуси и России.

Использование метода сетевых войн для подготовки и осуществления «цветных революций» обусловлено рядом объективных факторов, характеризующих природу сетевого противостояния и органично соответствующих целям и задачам архитекторов такого рода государственных переворотов. Современные информационные технологии значительно меняют не только виды социальных взаимоотношений, но и формы социальных конфликтов.

Во-первых, развитие информационных технологий способствует усилению сетевых форм организации, акцентируя внимание на преимуществах горизонтальной формы организации перед иерархической. Развитие сетевых организаций свидетельствует о переходе реальной власти к негосударственным субъектам, способным создавать сети, в состав которых входят многочисленные организации. Наращивается тенденция, при которой конфликтами управляют «сети», а не «иерархии». При этом независимо от того, кто управляет «сетью», он имеет реальный шанс на разрешение конфликта в свою пользу.

Во-вторых, сегодня течение и результат любого конфликта все более зависят от информации и коммуникаций. Конфликтующие стороны делают упор на «информационных операциях» и «управлении восприятием». Так называют ориентированные на СМИ мероприятия, целью которых скорее является актуализация чего-либо и дезориентация, нежели принуждение. Разумеется, все это затрагивает вопросы защищенности общества, его военной безопасности и обеспечения секретности различных организационных субъектов. Тем более, что психологическое уничтожение в этом случае становится такой же реальностью, как и физическое. Главные изменения заключаются в природе и характере противоборствующих сторон, в излагаемых угрозах и самом протекании конфликта, но не более того.

Иными словами, ассиметричные угрозы информационного века более обширны и опасны, нежели века индустриального – они несут с собой реальную угрозу суверенитету и институту государства. Неправительственные организации третьего социального сектора не ставят перед собой узких задач, наподобие распределения прибыли. Фактически их деятельность внутри государства становится основой «цветной революции».

В качестве иллюстрации вышесказанного достаточно рассмотреть пример Украины. Примечательный анализ воздействия внешних сил на внутреннюю политику этого государства сделал в июле 2002г. руководитель Украинского отделения Международного фонда славянской письменности и культуры А.Хохлов. Согласно его оценкам, изложенным в украинских СМИ, система западных благотворительных фондов и неприбыльных общественных организаций охватывает все сферы политической жизни Украины и сформирована таким образом, что при получении соответствующих указаний от реальных хозяев она оперативно превращается в организационное оружие, которое может быть задействовано в нужное время. В частности, на уровне Верховной Рады (парламента) на тот момент действовала т.н. «Программа содействия парламенту Украины», курируемая Агентством США по международному развитию (USAID), Ассоциацией бывших конгрессменов США, консорциумом Верховного права (ARD) и иными структурами США. В рамках данной программы была налажена система разнообразных грантов для украинских депутатов и их референтов, превращавшая их в агентов влияния на правительство. Непосредственно в здании Верховной Рады действовала еще одна аналогичная организация – Исследовательская служба Конгресса США.

Практически все они направляли свою деятельность на предоставление финансовой и ресурсной помощи украинским общественным организациям, подконтрольным оппозиционным политическим силам. На уровне регионов А.Хохлов отмечал включение западных ресурсных центров (владеющих реальными деньгами) в областные и районные общественные структуры Украины. Наконец, расположенные в Киеве посольства США, Швеции, Нидерландов, Великобритании и Франции обеспечили выделение грантов под организацию научно-практических (пропагандистских) мероприятий, целью которых являлось формирование общественной мысли. Значительную работу в среде украинских общественных организаций проводил фонд «Каунтер-парт», являвшийся донорской структурой для финансирования «третьего сектора» и направлявший свою деятельность на создание и функционирование на Украине разветвленной сети формально неполитических общественных организаций.

Похоже, украинское государство президента Л.Кучмы из подобного рода сообщений в печати должного вывода не сделало.

Существенной особенностью сетевой войны, особо ярко проявляемой при использовании этой концепции для подготовки «цветной революции», является фактор деструктивного использования молодежи. Отчасти это можно объяснить организационной и психологической совместимостью ряда характеристик, присущих и сетям как таковым, и молодежи как самостоятельному социальному субъекту.

Напомним, сети характеризует горизонтальная система управления. Сеть не имеет единого управляющего центра и, как следствие, иерархии, имеются лишь связанные между собой узловые точки, состоящие из нескольких или даже одного человека. Отношения между членами сети носят, как правило, неформальный характер. Однако это не означает отсутствия дисциплины: по определенному сигналу члены организации мобилизуются на проведение конкретной акции, после чего сеть снова возвращается в «режим ожидания».

Нечто подобное наблюдается и в молодежной среде. При этом молодым людям в силу возрастных психологических особенностей свойственны не только нигилизм и ориентация на горизонтальные связи, но и радикализм, что при умелом использовании легко трансформируется в деструктивный политический потенциал. Механизм такой трансформации описал авторитетный российский журнал «Эксперт» (18-24.04.2005): «Кто-то вкладывает десятки миллионов долларов в издания, ориентированные на молодежную аудиторию. Нет, никто в этих изданиях к революции не призывает – просто кроме расписания клубов, статей о кино и шопинге теперь там пишут смелые политические статьи о «беспределе властей», о том, что «в нормальных странах все по-другому», что «нельзя быть аполитичными и не думать о будущем своей страны». Стремительно политизируется молодежный Интернет, где все более ощутимо влияние оппозиционных настроений… Возникают и финансируются новые молодежные организации, причем уже не маргинальные, радикально-социалистические, а вполне респектабельные. С разной идеологической позицией, но непременно жестко оппозиционные. Идет активная работа «от человека к человеку» и в большинстве вузов».

Таким образом, использование молодежи как основного человеческого потенциала «революции» становится существенным элементом сетевой войны на постсоветском пространстве. Характерно, что именно по сетевому принципу построены такие молодежные организации, как украинская «Пора», грузинская «Кмара», югославский «Отпор», сыгравшие важную роль в соответствующих «революциях». В этой связи не может не вызывать озабоченности появление и функционирование аналогично деструктивных молодежных структур сетевого типа в Беларуси («Зубр», «Молодой фронт») и в России (молодежное «Яблоко», Национал-большевистская партия, «Идущие без Путина»).

На территории Республики Беларусь специфика ведения антигосударственных сетевых войн обусловлена рядом объективных факторов белорусской действительности. Принципиальная позиция руководства страны по разоблачению и выдавливанию с территории республики общественных организаций деструктивного толка (фонда Сороса и др.) позволила избежать явного западного присутствия в стране, наблюдаемого в странах «цветных революций». Тем не менее, в определенной степени сетевая война наблюдается и в Беларуси: ее «узлами» выступают нелегально функционирующие в стране фонды, общественные объединения, гражданские инициативы, комитеты «в защиту кого бы то ни было», «независимые» СМИ и интернет-сайты.

По сведениям информагенства «Русская линия», на территории Беларуси действуют более 50 иностранных общественных организаций, декларируемые задачи которых – обслуживание многочисленных программ и проектов в гуманитарной, экономической, политической и информационной сферах. Однако, как показывает практика, деятельность подобных организаций оказывает зачастую крайне негативное воздействие на развитие белорусского государства и подрывает его безопасность. В Беларуси стимулирование (в т.ч. материальное) роста «третьего сектора» весьма активно осуществляется, например, в рамках программы «Альянс партнерства Каунтер-парт» (САР), уже «отметившейся» в Украине. САР является одним из сетевых узлов, координирующим усилия по повышению социально-политической активности белорусских NGO. По сути дела, «Альянс» не столько расширяет сферу гражданского («демократического», «открытого» и т.п.) общества в Республике Беларусь, сколько задает параметры его развития в соответствии с рекомендациями администрации США. Помимо САР, координацией и управлением деятельностью политизированных белорусских NGO занимается еще одна крупная американская некоммерческая организация NDI (Национальный демократический институт).

Основной упор при этом также делается на работу с молодежными структурами. Их взаимодействие с различными иностранными фондами осуществляется через систему предоставления грантов для реализации конкретных проектов. Например, по инициативе Восточноевропейского демократического центра (IDEE) в Германии проходят мероприятия, в которых участвуют представители молодежных организаций Беларуси, посвященные подготовке руководителей молодежных движений, развитию лидерства, оказанию помощи в разработке программ под гранты и перспективам их финансирования. Кроме того, сегодня в Польше функционирует целый ряд финансируемых Западом неправительственных организаций, пытающихся вести активную деятельность на территории Беларуси. Среди наиболее значимых структур: фонд «Образование для демократии», «Институт в поддержку демократии в Восточной Европе», «Польско-американский фонд свободы». Польскими NGO, активно сотрудничающими с зарубежными структурами и поддерживаемыми западными правозащитными организациями, создана рабочая группа «Заграница», основная цель которой – реализация конкретных программ по продвижению «демократии» и формированию «гражданского общества» в государствах Центральной и Восточной Европы.

Не менее значимое внимание уделяется внутринациональному проектированию структуры NGO. Американские ученые, разрабатывающие стратегию ведения сетевых войн (Д.Аркилла и др.), пришли к выводу, что такие социальные войны ведутся на транснациональной основе, при этом огромная роль в них принадлежит правильному проектированию и использованию форм коммуникаций и информационных технологий. В реальности это находит отражение в попытках создания во многих городах Беларуси сети различных «общественных клубов», многие из которых объединены и интернет-сетью «www.ngo.by».

Белорусская оппозиция включает в себя «русскоязычную оппозицию», в основном действующую на территории Беларуси, и «белорусскоязычную оппозицию», действующую в основном за рубежом. Первая занимается, главным образом, очернением государственных органов Беларуси, фабрикацией фактов (т.н. «отчетов о правах человека»), подбором новых членов оппозиции. Русскоязычная оппозиция представлена сетью «правозащитных» организаций и политических движений. Источниками финансирования являются западные гранты. Вторая часть занимается распространением клеветнических материалов о ситуации в Беларуси на Западе и представлена сетью националистических организаций, заманивающих белорусов (обычно, молодых) под предлогом изучения белорусского языка и культуры и постепенно втягивающих их в антигосударственную деятельность. Источниками финансирования белорусскоязычной оппозиции являются западные гранты и пожертвования ряда белорусских общин за рубежом.

Широкую сеть, охватывающую практически каждый из райцентров (как минимум), имеет «Товарищество белорусского языка им. Франциска Скорины», «Белорусский Хельсинкский комитет», «Белорусский ПЕН-центр», «Белорусская ассоциация журналистов» и многие другие сетевые структуры белорусской оппозиции. Все они активизируют свою деятельность в момент проведения очередной антигосударственной акции, усиления антибелорусского прессинга за рубежом и в иных аналогичных ситуациях.

В Российской Федерации понятие антигосударственной сетевой войны если до конца и не осознано, то, по крайней мере, начинает учитываться официальной Москвой и общественными организациями, стоящими на государственных позициях. Концепции сетевой войны и анти сетевой войны заинтересовала представителей официальной власти, как теория для потенциального создания собственных сетей, а также гибридов иерархических организаций и организаций по сетевому принципу, для взаимодействия с другими сетевыми организациями и борьбы с доктринами и стратегиями противников в информационном веке.

Ситуацию в значительной степени усложняет также обилие NGO – несмотря на их классификацию по отраслевому и территориальному принципу. Анализ показывает, что основной сайт российских некоммерческих организаций содержит сведения далеко не о всех NGO, имеющих региональное представительство.

Сетевая война против России характеризуется активным использованием прежде всего молодежного фактора, на что указывает процитированный выше журнал «Эксперт». При этом характерной спецификой российского политического поля является принятие определенных контрмер. Как противодействие сетевой агрессии против России заявлено недавнее создание Евразийского союза молодежи (ЕСМ) – молодежного крыла общественной организации Международное «Евразийское Движение», возглавляемой известным российским философом и политологом А.Дугиным. Как признавал в интервью агентству «Росбалт» (18.04.2005) лидер молодежного «Яблока» И.Яшин, создание такой молодежной организации «по тому же пресловутому сетевому принципу» «есть попытка евразийцев дезавуировать «оранжевые» процессы на территории России».

«Последние же, по мнению лидера ЕСМ, уже много лет ждут своего часа, получая финансирование из-за рубежа через различные фонды и негосударственные общественные организации, – приводил «Росбалт» и мнение руководителя новой организации В.Коровина. – Он убежден, что во время «пересменки» власти в 2007-2008 годах «оранжевые», успешно обкатавшие революционные технологии в странах СНГ, перейдут в наступление в России. И если они в итоге одержат верх, Соединенные Штаты введут на территории РФ внешнее управление, что приведет к развалу страны».

Кроме того, сегодня в России наблюдается изучение молодежного поля и внедрение принципиально новых методов работы: использование в политических целях радикального потенциала изначально неполитических структур. Иллюстрацией этому тезису может служить деятельность молодежной общественной организации «Наши», которая первой стала пытаться работать с футбольными фанатами.

Российское государство, как и белорусское, в последние годы становится принципиальнее в отстаивании своих национальных интересов. В 2004 году в послании к Федеральному собранию Президент В.Путин отмечал, имея в виду российские NGO: «Далеко не все они ориентированы на отстаивание реальных интересов людей. Для части этих организаций приоритетной задачей стало получение финансирования от влиятельных зарубежных фондов. Для других — обслуживание сомнительных групповых и коммерческих интересов». Позже был скорректирован Налоговый кодекс РФ, в прежней редакции которого предусматривалось предоставление грантов на безвозмездной и безвозвратной основе, не облагаемой налогом.

Про определенные успехи российских политтехнологов на «сетевом уровне» свидетельствует как характерное раздражение западных «узлов» антироссийских сетей, так и попытка подмены понятий, в результате которых термин «сетевая война» искусственно сужается до рамок информационного противостояния в сети Интернет. Примером тому можно считать мартовскую историю с появлением на российском интернет-портале InoSMI, специализирующемся на мониторинге зарубежной прессы и переводе статей на русский язык, материала польского еженедельника «Tygodnik Powshechny», посвященного ситуации на Украине. После перепечатки его львовским изданием «Поступ» польский еженедельник, а за ним украинский «прооранжевый» интернет-ресурс «Главред» (23.03.2005) заявили о фальсификации перевода, сделав вывод: «InoSMI – побочный продукт интернет-портала Strana.ru, специализирующегося именно на тенденциозном информировании… Произошедшее может быть примером разведки и проверки, как быстро наступает реакция на вбрасывание информации. Таким способом российские спецслужбы могли тестировать на Польше методы ведения «сетевой войны».

Резюме:

Сетевая война становится объективным фактором современной геополитики и существенным элементом подготовки, организации и проведения государственных переворотов на постсоветском пространстве с использованием внешнего организационного и внутреннего человеческого ресурсов.

Противостоять концепции сетевой войны, успешно апробированной в Грузии, Кыргызстане и на Украине, чрезвычайно сложно. Зачастую средства сетей разнообразны и более чем достаточны, делая сети прочными и гибкими перед угрозой нападения и противодействия им. Отражающая способность, присущая сети, предоставляет возможность просто «поглотить» некоторое количество атак на отдельные узлы.

Попытка блокировать сетевые технологии, в том числе «оранжевые революции», с помощью локальных средств – стратегия заведомо недостаточная. Тем не менее, определенный сдерживающий эффект дает и она. Ликвидация на законных основаниях наиболее значимых «узлов» различного рода антигосударственных сетей наносит сетевым структурам организационный ущерб. Такой путь реагирования на сетевую войну избран Беларусью.

Кроме того, как показывает практика, основное внимание в противодействии субъектам сетевой войны целесообразно концентрировать на адекватных сетевых контрмерах, лишении сетевых структур своего основного ресурса – молодежного. Данного направления в работе по обеспечению национальной безопасности сегодня придерживается Россия.

Снижению результативности сетевой войны послужит и коррекция ряда норм белорусского и российского законодательства в национальных интересах обеих стран Союзного государства. Становится очевидным, что принцип суверенитета и безопасности должен быть поднят (не дожидаясь «революционной» ситуации) выше принципа свободы информации. Целесообразно также продолжение выстраивания в Беларуси и России системы вертикальных связей в тесной опоре на органичную горизонтальную сетевую структуру региональных сообществ.

Очевидно, что комплексное следование данным принципам позволит в значительной степени снизить уровень подверженности стран Союзного государства деструктивному влиянию сетевых структур, снизит без того невысокий сегодня гипотетический риск государственного переворота в Беларуси и России.